Тем временем студент попятился от Эмио и агентов, издал ужасный сдавленный звук и рухнул на пол. Бокал упал на пол и разбился вдребезги. Запах алкоголя стал еще сильнее.
Несмотря на капающую из носа кровь, Брезан с трудом, но поднялся на ноги.
– Надо вызвать медпомощь, – сказал он или подумал, что сказал. Из-за пузырящейся пены во рту трудно было говорить внятно.
Агентесса-Шуос уже добралась до студента.
– Мертв, – сказала она. – Оцепить здание. А пока что…
– Я займусь, – перебила Эмио. – Верховный генерал, давайте вытащим вас отсюда.
– Студент… – Нелепо, но он почему-то не мог думать ни о чем, кроме шрамов, которые теперь ярко светились.
«Где же я это видел…»
– Я объясню, когда доставим вас домой, – резким тоном, вполголоса сказала Эмио. – За мной.
Всю дорогу домой Брезан провел как в тумане. Эмио оказала первую помощь, позаботившись о его сломанном носе и не забыв про обезболивающее, хотя Брезан был слишком ошеломлен событиями и почти не замечал боли. Он смотрел в иллюминаторы флиттера, как город под ними отступает. Туман накатил с реки, разделив его пополам, и серое марево соответствовало настроению верховного генерала.
– Я допустила промах, – сказала Эмио, как только провела его в кабинет.
– Насколько помню, – возразил Брезан, – это я пошел напиться.
Он и с этим напортачил, но не собирался признаваться в подобном, пока на него не надавят.
– О, – сказала Эмио, как он и предполагал, – мы все равно были на месте и следили за вами. Надо было что-то сказать, когда…
Она сжала губы и отвела взгляд.
Голова Брезана начала раскалываться.
– Скажи же. Дело в студенте, не так ли? Что за хрень с ним случилась – аллергическая реакция?
Эмио встретилась с ним взглядом.
– Да, но не такая, как вы думаете. Его имя вам ничего не скажет, хотя я могу дать вам его досье. Важно то, что он принадлежал к студенческому обществу каллиграфов.
Брезан вспомнил один из многочисленных брифингов, посвященных протестным группам.
– Твою налево. Трупные каллиграфы…
Трупная каллиграфия не одобрялась в приличном обществе, но сохранялась как практика на протяжении веков, несмотря на попытки гекзархата искоренить ее. Как объяснили отцы Брезану, когда он был ребенком, режим так и не смог смириться с постыдным фактом, что один из анданских гекзархов практиковал это искусство. Причем один из самых успешных и долгоживущих.
Брезан запросил у сети перевод граффити, которое он видел, полагаясь на ее интерполяцию, чтобы вычислить куски, которые сервитор уже стер. Вот тогда-то его и осенило.
