, с перекрытыми Сколковским шоссе, Можайским шоссе и Кутузовским проспектом. Ему безотчетно казалось, что он опаздывает. Настойчивая, подсознательная мысль подгоняла его поскорее домчаться до города, чтобы принятое им для себя решение уже было «в работе».
— Поднажми! — бросил он густым низким басом, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Не положено, Леонид Ильич! Не можем превышать установленную крейсерскую скорость! Уйдем из «волны»! — ответил, поджавшись, начальник личной охраны. Он еще утром, с первого взгляда на генсека, отчетливо увидел, в каком тяжком напряжении тот находится.
Брежнев недовольно глянул на него, ничего не сказал, вновь откинулся на мягкое кожаное сиденье и отвернулся к окну, запорошенному вихрями поднятого сухого, промороженного снега от мчащегося лимузина, за которым проносились, мелькали деревья, посты ГАИ и машины «девятки»[14] на контроле по обеим сторонам трассы.
Генеральный секретарь ЦК КПСС жил тяжелой жизнью первого лица супердержавы, связанный миллионами невидимых нитей с миром, посекундно сверяясь с международными и внутренними событиями, в колоссальном напряжении от ответственности за людей и страну, в своем невыносимом по сложности задач и решений деле.
Вчера, в самом начале рабочего дня, его помощник ловко проскользнул в кабинет и быстрым шагом приблизился к столу.
— Леонид Ильич, на сегодня, 14 февраля, график работы до шестнадцати часов, как велели врачи!
— Там кто? — кивнул Генеральный секретарь ЦК КПСС на дверь.
— Сидит Черненко с делами секретариата и подошел советник-международник с ночным письмом американского президента. Какие будут распоряжения?
— Давай-ка советника с письмом! Остальное подождет! — ответил Брежнев и почувствовал, как после тягостных дней ожидания послания из-за океана неожиданно возникла тревога, даже какой-то необъяснимый страх.
А в приемной, не находя себе места, метался советник по международным делам. Сразу же, прочитав «на языке» письмо, он схватился за голову, не представляя себе, как он доложит и как будет комментировать. Когда ему принесли тщательный, лингвистически подведенный к нормам русского языка перевод письма новоизбранного президента США Джимми Картера[15], он сразу же «завернул» его со словами:
— Мягче! Мягче! Вы что там, ошизели! Такое нести к самому? Не понимаете, что ли?!
Лихорадочно примериваясь к дипломатическому лексикону, в перевод были внесены смягченные формулировки, которые, не меняя смысла, значительно ослабляли эмоциональную окраску сути каждого пункта не слишком длинного списка новых американских предложений по разоружению в рамках ОСВ-2
