Ночь проснувшихся памятников | страница 7
— Замолчи, — хмуро оборвал ее Санька.
— Тебе не интересно? — удивилась девчонка.
— Нет.
— Ну и ходи неучем! — обиделась Википедия. — Больше ни слова не скажу!
А Санька лежал на траве и смотрел на ночное небо. Белая луна по-прежнему была прибита к нему крепко-накрепко, и мальчишка просто наблюдал за ней. До тех пор, пока Луна не стала бородатой и не посмотрела, хитро прищурившись, на самого Саньку.
— Покорнейше прошу меня извинить, — сказала Луна, сильно картавя. — Я вроде вас никогда не видел, батенька. Новенький?
И Санька понял, что никакая это не Луна, а очередной памятник. Невысокому лысоватому мужчине с хитрой-прехитрой улыбкой. Мужчина был одет в костюм с галстуком, а в каждой руке держал по большой каменной голове. Головы с подозрением смотрели на мальчишку и тихо перешептывались на каком-то иностранном языке. Кажется, на немецком.
— Новенький… — выдавил Санька, пораженный видом разговаривающих голов.
— Вы только посмотрите, товарищ, что буржуазия сделала с Марксом и Энгельсом! У Смольного, у этой колыбели революции сооружены не памятники, а жалкие бюсты! Мне приходится носить их с собой, словно у меня иных дел нет. Архичудовищно! Хочу экспроприировать верблюда у гражданина Пржевальского — пусть возит классиков марксизма на своем горбу.
— Экспро…чего? — не понял Санька.
— Экспроприировать! То есть отобрать, товарищ, и поделить!
— Верблюд же один, — удивился мальчишка. — Как же его можно на всех поделить?
— Очень просто! — уверил его гражданин. — Народ, товарищ, выберет через Советы рабоче-крестьянских депутатов своего представителя, и тот будет пользоваться верблюдом в общественных целях! Кстати, позвольте представиться, Владимир Ильич Ульянов — тире — Ленин. А вас как зовут, юноша?
Головы между тем продолжали свой неспешный разговор на немецком. До Саньки долетали слова Bier mit Wurstchen. Казалось, ни Марксу, ни Энгельсу нет никакого дела до того, что происходит вокруг.
— Меня — Санька, — ответил мальчишка. — А о чем это они разговаривают?
— О будущей мировой революции, товарищ! — заверил его Ульянов-тире-Ленин. — Но где же господин Пржевальский? Мне говорили, что он остепенился и больше не путешествует, а вот, нате вам — нет его на месте! Стоим тут на Марсовом поле с вами, а он, поди, уже на другом краю города.
И странный гражданин с двумя головами в руках торопливо засеменил дальше, даже не попрощавшись. Санька и спросить не успел о том, как же все-таки ему попасть обратно домой. Только и понял из разговора, что находится на Марсовом поле. А, значит, тут где-то рядом знаменитый Летний сад и речка Фонтанка. В памяти вдруг всплыла старая песенка, которую иногда напевала мама: