И вот, исполнив свою личную песню — как бы предъявив визитную карточку — менестрель переходил к этим «народным», и весь костер с удовольствием пел и горланил почти до утра.
Как правило, большинство ролевых песен очень мрачны. Наверное, нет ни одного сочинителя, который миновал бы тему «Плача по Боромиру». Эти «плачи» ужасно длинны и нудны, однако петь их — одно удовольствие. Другие темы касаются осады, смерти безоружного певца (чье оружие — лютня и не более того), смерти женщины из-за коварства другой женщины или мужской неверности, смерти влюбленных, смерти воина в бою или от ран… Вариантов множество.
Мелодии обычно заунывны, иногда в них звучит нечто от марша, иногда — от вальса. Гвэрлум нравились мрачные песнопения о темных эльфах, об их одинокой тайной тропе. Она редко афишировала это свое пристрастие и уж конечно никогда не пела вместе со всеми хором у костра, однако в душе у нее часто звучало что-нибудь грустное. Это было созвучно ее обычному настроению.
Сольмира тянула нить и вместе с нитью тянула бесконечную песню.
«В воскресенье матушка замуж отдала,
К понедельничку злое горе привязалося.
Немилый муж все журит-бранит,
Все журит-бранит, постричься велит:
«Постригися, моя жена немилая,
Постригися, жена моя постылая,
За постриженье тебе дам сто рублей,
За посхименье дам тебе тысячу.
Я построю тебе новую келейку,
Обобью ее черным бархатом,
Ты в ней будешь жить да спасатися,
Что спасатися — Богу молитися…»
Наталья сидела в уголке, слушала, поглядывала, помалкивала — все гадала: кто она такая, эта Сольмира, как вошла в этот дом и почему Неделька ее пустил. Чудилось в страннице нечто такое, чему лучше бы оставаться в тайне, на белый свет не выходить.
Работала она на удивление искусно, нитка бежала из пальцев тонкая и крепкая, как будто не свивала ее мастерица, а так и вытягивала из кончиков пальцев, точно паучиха.
Наталья вдруг задумалась. Ведь и ей придется рано или поздно овладевать всеми этими древними ремеслами.
Сольмира любила, оборвав пение, рассказывать о том, что делала. Точнее говоря, она не рассказывала, а что-то бормотала, как будто погруженная в транс, но из этого невнятного «воркования» Гвэрлум научилась вылавливать «информацию» — и таким образом узнала для себя немало любопытного.
— Летит сокол, навстречу ему соколица, а камень белый под ними, в волнах синих, плачет горючими слезами, — припевала Сольмира. — Плачет-заливается, а посреди него овечки стоит. Поймай овечку, поймай белую, остриги ее ножницами, да гляди, не порань. Да не след отмывать остриженное руно, пусть на нем останется жирный пот — мягче и прочнее будет… А знаешь, где лучше овцу стричь? — вдруг прерывала Сольмира монотонное пение-говорение и обращала прямо на Гвэрлум прозрачные синие глаза.
