Его нестабильность можно понять: ему, причём в раннем возрасте, пришлось пройти через такие испытания, которые и взрослому не всегда были под силу. Он мужественно читал о пытках своего отца на Лубянке, когда были обнародованы некоторые материалы дела и бывший палач его отца стал давать интервью. И ему нужно было найти для себя новую идентичность, а она давалась с трудом: он, так много размышлявший о русском еврействе, противоречиво относился к религии, поздно стал ходить в синагогу, христианство знал гораздо лучше, а когда жил два лета подряд в одном кибуце в Израиле, чувствовал себя почти сиротой. Поддерживать тесные отношения с матерью ему было трудно, переход сына, Марка, в православие он воспринял болезненно, они какое-то время не могли общаться, потом восстановили связь. Драматическая, яркая фигура, потенциальный герой романа.
Что же до нас с Люсиль, то мы решили поселиться на французской стороне, в той самой деревне Эзри, которую я уже упоминал. Место нашли совершенно случайно, объезжая окрестности: при заходящем солнце увидели участок с видом на Монблан. Это было так красиво, что мы не смогли устоять. Купить удалось, хотя земля уже была обещана одной даме, женевской аптекарше. Но продавец, хитрый крестьянин, завёл с нами долгую уклончивую беседу часа на четыре. О чём угодно, только не об участке. Мы поняли, что в конце концов он что-то нам предложит, только не надо спешить. Говорили о погоде, природе, политике, ценах на машины – и ждали.
И вдруг он сказал:
– Да, месье, мадам, вы мне нравитесь. Значит, забуду про аптекаршу и вам продам.
А потом мы выпили с ним местной сливовицы, и сделка была заключена. В этом доме побывали все мои российские гости, приезжавшие в Женеву. И наоборот: всех, кто приезжал в Эзри, я возил в Женеву. Тогда это было сложно, потому что не было шенгенского пространства, так что я водил их по тропинкам контрабандистов. Все очень любили сидеть на каменных тумбах, где с одной стороны буква G – Женева, а с другой стороны буква S – Савойя. Граница была так обозначена в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века, когда всё это было не Франция, а герцогство Савойское. И не Швейцария, а Женевская республика.
Мы с Симоном вместе сажали деревья в деревенском саду, совершали восхождения в Альпах. Поначалу – даже альпинистские, хотя он был человеком равнины, обожал пешие прогулки в лесных массивах под Женевой. Однажды, когда мы медленно поднимались по ледяному склону, он вдруг запаниковал, отказался делать любой шаг – вперёд или вниз. Я его долго успокаивал, вырубал ступеньки во льду… Так закончилась его карьера альпиниста. Но мы постоянно вместе поднимались в горы – уже не такие крутые, без ледяного покрова, – и устраивали походы со студентами.
