Прозрение полковника Руся
Несмотря на солнечный день, в пещере было сумрачно. Русь прикрыл глаза и стал уходить от тела, от вибраций, от неяркого света. Пребывая в неподвижности и тишине, он ожидал, когда зажжётся карманный фонарь и своим лучом поведёт его куда-то. Через какое-то время Русь стал единым целым с огромной скалой, земными недрами, окружающим пространством. Потом ощущение глобальности стало таять, и он стал ничем, даже забыв своё имя. Внезапно вспыхнувший луч фонаря очертил дугу и остановился на маленькой точке. Появившееся желание разобрать, что это такое, непостижимо приблизило эту точку к полковнику настолько, что он оторопел. Русь, ожидавший какого-то прозрения, являющегося финалом операции, увидел… образ Евы.
«Глупости, — подумал он, и тут же был наказан внезапной болью в сердце. — Каким же надо быть идиотом, если то, что и так очевидно, приходит в медитации, — промелькнуло в мозгу полковника. — Это настоящий финал операции, по крайней мере для меня».
Выбравшись через несколько минут из пещеры, Русь увидел стоявшую у поваленной плиты Еву и подошёл к ней. Она молчала, погруженная в свежие впечатления. Вдруг у полковника мелькнула догадка, что Еве увиделось то же, что и ему.
— Ты как? — задал Русь глупый вопрос.
Ева не ответила. Было видно, что её мысли заняты другим и она не хочет говорить с таким чурбаном, как полковник, в этот момент.
— Ты помнишь тот день, когда мы впервые встретились у высотки в Москве?
Русь что-то промычал в подтверждение.
— А нашу встречу в Нью-Йорке, когда ты спал за столиком?
— Ну, конечно.
— А как мы улепётывали в машине от Спринг-стрит и на поворотах нас толкало друг к другу?
— Да, — ответил Русь. — Жуткий был дождь.
— Ты просто невозможный.
— Не я, а вся наша история. Невозможная история.
— Но ведь она не придумана, всё это случилось на самом деле.
— Ты что-нибудь увидела в медитации? — переменил тему Русь.
Ева, не отрывая глаз от полковника, едва заметно кивнула. Ему показалось, что она расстроена, и Русь удивился, что заметил это только сейчас.
«Не стой как пень, — сказал он себе. — Разве ты не видишь, что она вконец расстроена. Я тоже расстроен и боюсь совершить какую-нибудь глупость. Я здесь не для того, чтобы изливать свои чувства, а должен очистить свою энергетику. Так что лучше сощуриться, как перед уколом, и подождать, пока пройдут эти нестерпимые десять секунд».
