- Вот так машина, - с улыбкой сказал Донателло.
- Вот бы нашу сюда! - с сожалением произнес Рафаэль.
Поскольку Микеланджело сел как раз на сиденье, где торчала упомянутая пружина, с его лица не сходила недовольная гримаса.
- А теперь помогите мне толкнуть машину и, как только мотор заработает, прыгайте по своим местам. Чтобы легче было толкать, я всегда останавливаюсь на горке. Прошу не беспокоиться напрасно: в Афинах на каждом шагу горки, поэтому от места стоянки такси до любого из исторических памятников дойти не составит никакого труда.
Черепашки, услышав печальную историю, взвыли, посмотрев на Эйприл, которая так громко хохотала, что у них закладывало в ушах. Донателло вышел толкать машину.
- Давай, Донателло, поднажми еще немного! - подбадривали его черепашки.
- Вышли бы, да помогли, - отвечал он им.
Бело-голубые домики ослепительно сверкали на солнце, от которого, казалось, негде укрыться на улицах, убегающих от моря в гору.
В машине было жарко, хотя все окна были открыты. От малейшего толчка Микеланджело вскрикивал, так как пружина царапала его ногу. Леонардо закрывал рот рукой, чтобы друг не видел на его лице улыбку.
Через полчаса черепашки и Эйприл стояли под холмом Акрополя, глядя, как корни кустарников, цепляясь за скалы, тянулись вниз к земле. Они запрокидывали головы выше, и перед глазами вставал сам Акрополь.
- История Греции, ее древняя культура - корни всей нашей цивилизации, - произнесла Эйприл, когда они гуляли по Акрополю среди его щербатых бесценных камней.
В ясный солнечный день, каким возил по Афинам черепашек и Эйприл таксист, тень от Акрополя падала на город, зато сама вершина горы сияла в золотых лучах. Кариатиды пригнули немного головы, словно желая спрятать лица от солнца.
Таксист вел свой «шевроле» с разбитыми фарами и лысыми шинами по лабиринту улиц возле Афинского рынка, пробираясь через толпу. Перед глазами его пассажиров мелькали витрины лавок, мельтешил бисер вышивок, серебро кинжалов, жемчуг, изумруды, кораллы. Прямо на тротуаре на разостланных циновках - всякая экзотическая мелочь. Здесь же прямо под открытым небом - кофейни. И даже чайная, возле которой Эйприл попросила таксиста остановить машину.
Таксисту чай доставлял истинное наслаждение. Он сидел на стуле, поджав под себя ноги, - еще не европейский, но уже не турецкий обычай. Глаза его начинали от чая лихорадочно блестеть.
- Ну, куда теперь поедем? - спросил он позже. - А хотя, чего это я спрашиваю, сам знаю.
