Какое-то время Себастьян сидел молча. Отец Эммы умер больше пятидесяти лет назад. Себастьян всегда знал, что об отце Эмма вспоминает с бесконечной скорбью, и понимал, каким потрясением было для неё прочесть на конверте его имя.
– Ну, Эмма, это очень странно. После стольких лет. А кто отправитель?
– Оно из Норвегии, от организации, которая называет себя Союзом ветеранов войны в Арктике. Конечно, им известно, что он давно скончался, но они пытаются связаться с кем-то из родственников. У них есть только адрес, который был у него в 1941 году.
– Как это для тебя тяжело… – Себастьян наклонился и взял её за руку. Но Эмма ещё не закончила. Она протянула ему конверт.
– Прочти и скажи: мне принять приглашение?
Макс Зайферт снял массивную трубку старомодного чёрного телефона. Его квартира в тихом районе Бремена многие годы не знала перемен. Телефон стоял в мрачноватой прихожей, обставленной тяжёлой мебелью. Переставлять телефон в гостиную было незачем. Дети, сын и дочка, переехали далеко и звонили редко. Жена умерла. Немногочисленные друзья, жившие в Бремене, обычно встречались в маленьком кафе за несколько кварталов отсюда. Но одиноким он себя не считал, а про себя говорил, что просто стал меньше ждать от каждого следующего дня. Через полгода ему должно исполниться восемьдесят. И он испытывал удовлетворение от того, что живёт дома, – хотя бы этому можно порадоваться.
Голос на другом конце был высокий и восторженный. Ханс Шнелль, профессор метеорологии на пенсии, как всегда, тараторил вовсю.
– Ты получил письмо?
– Да.
– И поедешь, конечно? Фотографии, которые ты прислал, удивительно чёткие. Не понимаю, как вам вообще удалось сделать эти снимки, притом что вас ведь обстреливали с кораблей? Была одна фотография, я запомнил. На ней ясно видно человека, который стоит и в вас целится. А вы не потеряли головы и сделали эти снимки. Это подвиг.
Макс Зайферт прекрасно понимал, что старый метеоролог льстит ему в надежде переубедить. Но беспокойство, ворочавшееся в груди, толкало его в противоположном направлении. Зачем снова лезть на рожон? Ничем хорошим поездка на Шпицберген не кончится.
– По правде говоря, Ханс, мне не хочется в этом участвовать. Ты знаешь, у меня к ним претензий нет. Это было заурядное дело. Никто из наших не пострадал. Те два моих года в Северной Норвегии, они были неплохие, но ничего выдающегося со мной тогда не случилось. А к концу войны, сам знаешь, когда нас отозвали обратно в Германию, случилось кое-что посерьёзнее. Бомбардировка Дрездена. Стыд и срам, что этому позволили произойти. Если бы мы могли встретиться с английскими пилотами и поговорить о настоящих событиях… Но Шпицберген? Нет, Ханс. Пожалуй, я отказываюсь.
