Никакой болезни легких у меня не было. Все педагоги подвергались врачебному осмотру ежегодно.
Дома мы были всегда одновременно, т. к. он регулярно встречал меня.
Кроме дома — ему не приходилось ночевать нигде!
Что касается моего дяди — то он жил у нас до женитьбы. Отношения были самые теплые...
Зачем лгать было поэту кому-то в угоду?
Дочь он любил, занимался ей без конца.
Вот его слова: "Это единственный ребенок, который жил и будет жить со мной под одним кровом!"
Опять ненужная ложь!
Никогда он не проявлял особой любви и заботы о Тойла и ее обитателях. Даже деньги посылал озлобленно...
Всю жизнь он мечтал жить всегда вместе: "Только бы я умер раньше тебя, чтобы не пережить свою любовь".
Девочку он узаконил. Она носит его отчество и фамилию по праву.
Уже больной он мечтал развестись с Ф<елиссой> К<руут> окончательно.
Как-то уже незадолго до смерти он сказал: "Знаешь, Верушка, я переписываюсь с Ф.К. Никогда не читай и не верь этим письмам. Я должен был так писать, чтобы уберечь тебя и наше счастье. Пусть думают, что хотят!"
Какой же бесчеловечный закон разрешает по этим воистину безумным письмам судить о нашей светлой любви, о нашем большом и красивом чувстве?
Мы создали поэту тепло и уют. Разве могла сравниться наша обстановка с жалкой обстановкой в Тойла!! Я отдавала ему все: и свою молодость и душу.
Я два месяца выхаживала его от тяжелого воспаления легких, я привезла его после пожара в дом моей матери, где был уход и забота.
А что сделала Ф.К.? Она хоть раз предложила мне помощь? Нет!!!
Она подсылала только шпионов, чтобы узнать, не умер ли поэт, чтобы получить наследство...
Между прочим в письмах фигурирует незнакомка с инициалами "В. Б."
Допустим, что это я. Значит он не желал предавать огласке мое имя.
Так и должно быть. Такова его воля...
Еще хочу сказать: если бы я была на месте Ф.К., — я бы вернула ему эти письма с заметкой: "Не пишите больше. Я не верю вашим письмам. Вы продолжаете жить с ней. Не лгите мне и себе, не старайтесь мне угодить!"
Увы! Она не достигла такой душевной высоты.
Она сберегла эти письма, как орудие пытки против поэта... Он же не может сейчас защитить себя.
Последнее, что я хочу сказать: я прошу удалить эти письма из Архива, как сугубо-интимные и абсолютно далекие от истины.
Нельзя лгать самому на себя: он никогда и ничем не оскорбил меня. И ежедневно звонил, пока был в Тойла. И требовал ежедневных писем.
Вот кажется и все».
Письма Северянина Фелиссе Круут и обращение Веры Коренди в музей стоят целого романа. Но письма, как мне представляется, достоверны. Можно только сделать предположение: или поэт лгал, или их семейная история носила куда более сложный и двойственный характер. К тому же письма важны любому историку литературы, чтобы понять характер поэта.
