Сегодня он очень устал. Сев на глыбы сваленной в угол руды и поставив лампочку в закоптевшую выбоину камня, он опустил голову на руки.
Ни малейший звук не доходил сюда: здесь, в этой могиле, стояла ненарушимая тишина. Старик привык к ней. Как во мраке перед ним рождались, жили мгновение и умирали загадочные образы, точно так же в молчании этой земляной ячейки звучали ему какие-то таинственные голоса. То словно кто-то бросит сюда обрывок незнакомой песни, то словно чей-то зов прорежет тишину… А то ударит старик молотом в кайло, уйдет оно внутрь, в откалываемую руду и вдруг, внутри ее, кто-то глубоко-глубоко вздохнет. Слово тупое железо вбилось в чью-то грудь. Для старика были полны значения эти звуки. Отрешившийся от мира действительного, он жил в этом сказочном царстве…
Иногда, посмотрев с ним ли спички, он тушил свою лампаду, ложился на землю и широко раскрытыми глазами испытывал тьму. И ему казалось, что над ним необъятно раздвигаются стены его черной могилы. В какую-то недосягаемую высь уходит тяжело нависший свод. Первые мгновения – страшная, захватывающая дыхание пустота кругом. Ему становилось страшно и жутко. В этой тьме кажется, что он повис среди бесконечности, один, без опоры внизу, вверху и по сторонам. Вот-вот сорвется, – но это только мгновение. Скоро тьма начинает рассеиваться… Сначала перед глазами плавают во мраке какие-то светлые пятна, сверкают огненные спирали, разрываясь в медлительно исчезающие золотые круги, рассыпаясь тысячами искр. Пятна делаются ярче, играют всеми цветами радуги; спирали ослепительно горят и быстрее вращаются в черном, вовсе не озаряемом ими мраке. Одни сливаются с другими, уносятся в бесконечную высь и мерещатся оттуда чудными миражами. Пятна принимают форму каких-то облаков; сквозные крылья бесшумно скользят по воздуху и за крыльями мерещатся светлые оттенки каких-то одежд. Из-под брони черного камня освобождаются не выносящие света его лампады духи, собираются вокруг него, наклоняются над лицом старика и неотступно смотрят в его широко раскрытые глаза. Кругом начинается какой-то шелест…
Он слышит дыхание скал, как будто воздух струится в невидимые скважины. Вон – донеслась певучая жалоба ручья, запертого в горе. Вот – не то песня, не то музыка. Два-три гармоничных звука играют один с другим, как бабочки в поле весной, и к их чудесным сочетаниям чутко прислушивается ухо старика… Так проходят часы!.. Так проходят иногда целые ночи, когда, забытый другими, он остается здесь – один в целом громадном руднике. Один лицом к лицу со своими видениями и призрачными отзвучиями какого-то иного, далекого-далекого мира!
