– Возможно, ты наша единственная надежда, Анджело, – произнес Камилло спустя некоторое время.
До Анджело не сразу дошел смысл его слов; уютная темнота навевала дремоту, а схлынувшая волна адреналина неизбежно оставила его вялым и расслабленным.
– Что вы имеете в виду, Камилло? – Тот всегда настаивал, чтобы Анджело обращался к нему просто по имени.
– Знаешь, а ты ведь мог бы жениться на Еве и увезти ее в Америку. У тебя есть американское гражданство. Будь она твоей женой, ты смог бы вывезти ее из Италии. Из Европы. Защитить от того, что надвигается.
Анджело был так поражен, что мог только сидеть и смотреть в темноту, словно из нее вот-вот должны были выскочить арлекины с криками «Шутка! Попался!». Видимо, его молчание чересчур затянулось, потому что Камилло подался вперед и внимательно заглянул ему в лицо.
– Она никогда вас не бросит, – ответил Анджело наконец, приведя единственное возражение, которое пришло ему на ум.
– Ха! – И Камилло, негромко хохотнув, снова пыхнул трубкой и откинулся в кресле. – Так я и знал.
– Что вы знали, папа? – спросил Анджело, нечаянно назвав его по примеру Евы.
– Что ты не станешь со мной притворяться. Ты любишь Еву. И она любит тебя. Но ты священник, а она еврейка.
– А вы поэт, – ответил Анджело мягко, хотя его сердце колотилось как бешеное.
Камилло добродушно рассмеялся:
– О да. Поэт и мыслитель. Потому и курю эту трубку. Она придает мне философский вид.
– Я еще не священник, – пробормотал Анджело. Это было глупостью, конечно. Он провел в семинарии девять лет. Девять. Сейчас шли последние месяцы его учебы. День рукоположения в сан был уже назначен.
– С таким же успехом обрученный мужчина мог бы сказать, что еще не женат.
Сравнение было таким точным, что Анджело не нашелся с ответом. По натуре он был слишком честным, а весь этот день настолько его оглушил, что сил играть в игры уже не осталось. Камилло был прав. Он не мог притворяться. Реальность начала рассеивать сладостный туман, в котором он пребывал.
Анджело не был глупцом. Не был слепым, или глухим, или немым. Но он определенно был простаком. Он думал, что сможет любить Еву, не влюбляясь в нее. Думал, что сможет держаться поблизости, не приближаясь к ней слишком сильно. Думал, что сможет не выбирать между Евой и Господом.
Но он не мог.
Он был не исключением, а правилом. Ему было далеко до святого Георгия, повергающего драконов во славу Божью. Он был всего лишь Анджело Бьянко, которого бичевал коварнейший из всех змеев – огненно-красный дьявол с семью головами и десятью рогами, как описал его Иоанн Богослов в Книге Откровения.
