– Как твое имя, молодой человек? – спросил священник.
– Анджело. Анджело Бьянко.
– Знаешь, Анджело, а ведь святой Георгий умер больше пятнадцати веков назад. Однако вот они мы – стоим здесь и о нем разговариваем. Разве это не бессмертие… в некотором роде?
От этой мысли у Анджело перехватило горло. Он скорее сморгнул непрошеные слезы.
– Да, отец, – прошептал он. – Именно так.
– Святой Георгий рискнул всем, и теперь он бессмертен.
Святой Георгий рискнул всем, и теперь он бессмертен.
Анджело застонал, воспоминание заставило его желудок сжаться. Какая ирония! Какая немыслимая, беспощадная ирония! Он тоже рискнул всем – и, вероятно, потерял то единственное, ради чего отказался бы от бессмертия.
Когда небо на востоке окрасилось зарей, а бледный свет омыл башни и колокольни Вечного города, Анджело наконец добрался до ворот Святой Цецилии. В ту же секунду, словно приветствуя его, начали звонить к заутрене колокола. Но Анджело вряд ли их заметил: взгляд его был прикован к железным шпилям, а мысли полны единственной надеждой, что Ева каким-то чудом ждет его внутри.
Несколько минут спустя матушка Франческа обнаружила его привалившимся к воротам, словно Анджело пришпилил к ним прислужник Сатаны. Должно быть, она приняла его за мертвеца, потому что в ужасе вскрикнула, осенила себя крестным знамением и побежала за помощью. У Анджело не осталось сил ее успокаивать.
Он молча наблюдал сквозь заплывшие веки, как рядом опускается Марио Соннино – проверяет у него пульс, а затем начинает раздавать остальным указания, чтобы Анджело занесли внутрь.
– Снаружи опасно, – выговорил Анджело разбитыми губами. Марио было опасно находиться за воротами. Марио было опасно находиться внутри ворот.
– Тебя… могут увидеть, – попытался Анджело снова, но слова прозвучали не более чем шелестом.
– Несем его наверх, в комнату Евы! – скомандовал Марио.
– Где… Ева? – выдавил Анджело. Губы не слушались, но ему нужно было знать.
Никто ему не ответил. Его быстро подняли по лестнице – Анджело вскрикнул от боли в ребрах – и бережно уложили на кровать. Вокруг витал запах Евы.
– Ева! – повторил он громче и как мог обвел комнату единственным, не до конца заплывшим глазом. Но силуэты вокруг туманились, а люди хранили пугающее молчание.
– Мы не видели ее уже три дня, Анджело, – наконец ответил Марио. – Ее забрали немцы.
24 марта 1944 года
Виа Тассо
Признание: меня зовут Батшева Росселли, а не Ева Бьянко, и я еврейка. Анджело Бьянко – не мой брат, а священнику который хотел только уберечь меня от того места, в котором я теперь оказалась.
