– Он тебя гнобил. Все эти годы! – сказала Лисицкая, когда Кузя спал и стопроцентно не слышал ее.
– Да, – нерешительно подтвердила Майка. – Мне тоже так кажется вообще-то.
– Просто он мне изменяет и вы злитесь, – стала я защищать Вениамина. – Не надо делать из него монстра. Мы семь лет женаты. Родные люди, как ни крути. Ну, может, не родные, но двоюродные. Он не виноват, что все это с самого начала было… ни к чему.
– Семь лет ты считаешь себя толстой, – вдруг сурово произнесла Майка и в подтверждение этого перестала есть.
– Ну я и не худая.
– Не худая, – согласилась честная (и кстати, худая) Лисицкая. – Но и не толстая.
– Я поправилась после свадьбы. И после родов. Это нормально.
– Ты ходишь в старых очках! И с хвостиком!
– Мне просто жарко в волосах! – засопротивлялась я. Да что за дела? Сначала мать говорит, какая я плохая хозяйка, теперь подруги рассказывают, какая я страшная.
– А линзы ты почему не носишь? – угрожающе нависла надо мной Майка в образе Малфоя-старшего.
– У меня чувствительные глаза. Я и очки ношу редко, небольшой же минус. И вообще – что за разговоры в духе американского кино про тинейджеров? Она распустила хвостик, сняла очки, надела платье и ее заметил самый популярный парень в школе?!
– Кстати о платьях, – сказала Лисицкая, причем глядя на Майку. – Ты не покупаешь себе одежду. Даже за границей. Кузе покупаешь, Венику покупаешь, а себе – почти нет.
– А еще вечерами сидишь на работе или в «Шоколаднице»! – это опять Малфой-старший.
– Ну да, приговор окончательный. Я работаю и ем! Значит, дома меня бьют материнской платой.
– Ты не хочешь идти домой. У тебя офигенный Кузя, а тебе не хочется домой.
– Мы перешли к части «Антонина – плохая мать»?
– Не передергивай. У тебя дома – Веник.
– У меня и пылесос есть, – похвасталась я.
– …и самый изящный комплимент, который ты от него слышала, – «Какая ты попастая!».
– А когда тебе исполнялось двадцать пять и ты просила, чтобы он подарил тебе уже наконец цветов, он позвонил из метро и сказал: «Я еду за розами и за туалетной бумагой».
Боже мой, какие у меня злопамятные подруги! Ну что ж, я им тоже кое-что напомню.
– Девочки, когда мне исполнилось двадцать пять, я ему сама первая изменила!
В двадцать пять лет я впервые после долгого перерыва поехала за границу. И сразу – во Вьетнам, в пресс-тур. Я тогда работала в женском журнале, и мы часто писали о разных курортах. Но то путешествие началось не с курорта, а с экстрима. Десять часов лета, ноль часов сна (я до сих пор не научилась спать в самолете) – и вдруг катакомбы Ку-Чи под Сайгоном. Вьетнамские партизаны вырыли эти подземные туннели во время войны с американцами. Чем руководствовались организаторы пресс-тура, потащив нас в Ку-Чи сразу из аэропорта, не знаю. Наверное, забыли, что в Москве четыре утра, а русские журналистки – не американские солдаты и мести вроде бы не заслуживают. Так или иначе, нас отправили в темные катакомбы. Впереди полз шустрый гид Нго с фонариком в руке, но я от него быстро отстала. Темнота, теснота, стертые коленки, звенящая от недосыпа голова – и я вдруг почувствовала две вещи.
