Арестант заерзал на стуле и принялся скулить:
— Я же не хотел, ваше благородие. Вы ж меня знаете, так-то я кроткий, просто голубь. Токмо когда водка в голову ударит…
— Знакомьтесь, Алексей Николаевич: Олимпий Шрамков по кличке Шлёнда. Мелкий злец, что навозит ростовскую землю.
Лыков слушал и по-прежнему не понимал, для чего его сюда позвали. Наконец Блажков стал подходить к сути:
— Шрамков был налетчик средней руки, на подхвате у Царевых. Попался и уплыл на Сахалин. Там отбыл свое, вышел на поселение, а в это время началась война с японцами. И наш Олимпий, храбрец, вступил в ряды защитников острова. В составе Четвертой оборонительной дружины выдержал осаду, а по замирении вернулся домой. Казалось бы, живи и радуйся, пятно смыл, будь честным обывателем. Ан нет! Он нажрался и зарезал человека. Который просто попался ему под руку. Пил водку так же, как и Шлёнда, на соседней могилке и чем-то защитнику Сахалина не понравился. Значит, за это убивать надо, а, дурья башка?!
Арестант промолчал, глядя в пол.
— И вот он опять здесь, и опять мне его снаряжать в каторгу…
— Не положено мне в каторгу, — подал голос Шлёнда. — Я херый[72] был, с намерением, но без умысла — это статья тысяча четыреста шестьдесят четвертая [73]. Тюрьму отсижу… не больше двух годов.
— Ишь, какой грамотный! — возмутился сыщик. — Ну, пусть тюрьму. Однако там тоже ванилью не посыпано. Потому решил Олимпий нам что-то открыть, с целью наказание смягчить. Так?
— Истинно так, ваше благородие, — облизнул губы Шрамков. — Рассчитываю на снисхождение властей… В обмен, как говорится…
— И о чем хочешь сообщить? Об экспроприаторе со станции Морозовской?
— Истинно так.
— Вот отсюда, Алексей Николаевич, начинается то, ради чего я вас позвал, — обратился к питерцу ростовец. — История поганая. Тут не обывателя спьяну пырнуть, тут намеренная жестокость.
— Когда случилось?
— Еще до вашего приезда. Восемнадцатого апреля на станции Морозовская Юго-Восточной железной дороги расстреляли артельщика Кузнецова. Девять пуль всадили. И деньги забрали, несколько тысяч. Убийца скрылся, но свидетель, телеграфист, запомнил его лицо. Искали мы, искали по приметам: вроде бы подходит Руфин Тусузов. Он был на станции, а, Олимпий?
— Он, ваше благородие. Хожалый с порта, опасный человек!
Лыков обратился за разъяснением к Блажкову:
— Куда ходит хожалый?
— Это еще одно наше ростовское словцо, — ответил тот. — Есть два вида судорабочих. Те, которые босоногие и не знакомы с ремеслом, называются бурлаки. А опытные работники, умеющие и зацепить, и подать, и объем выгрузки рассчитать, именуются хожалые.
