– О да, – согласился отец. – Возьми, например, «Некоторые люди опасны», роман, написанный Блоком под псевдонимом Пол Кавана. Эта книга не столько даже роман, сколько одно сплошное описание преступления. В ней рассказана история демобилизованного солдата. Во время войны он совершал страшные вещи и вернулся домой, намереваясь поступать так же и в мирное время на своей территории.
Я читал роман несколько десятилетий назад и до сих пор считаю, что суждение отца довольно резкое, но совершенно точное. Фразы Брэдбери были искрами фейерверка в летнюю ночь. Фразы Каваны – ударом свинцовой трубой. Ларри Блок – сам по себе – был замечательным человеком. А Пол Кавана – нет.
Примерно в те годы я начал задумываться, какую личность я мог бы в себе разбудить.
За время учебы в школе я написал еще три романа. Они имели общую художественную особенность: были высосаны из пальца. Впрочем, я считал, что это нормально. Юные гении почти всегда трагические фигуры: одни ярко пылают год-другой, и уже к двадцати от них остается лишь огарок. Остальные двигаются медленно, тяжело, понемножку… однако эта медленная тяжелая работа позволяет нарастить ментальные и эмоциональные мышцы – и, возможно, создает более прочный фундамент, на котором впоследствии будет строиться карьера. И когда наступает полоса неудач, человек оказывается к ним готов. Ведь опыт переживания неудач у него уже есть.
В колледже я начал задумываться о публикации своих произведений – что совершенно естественно. Впрочем, ставить под текстом собственное имя мне было страшно. Ведь до сих пор я не написал ничего достойного прочтения. Как, интересно, я пойму, что создал нечто хорошее, по-настоящему хорошее? Я боялся: вот сейчас отправлю в издательство дрянную книгу, и они все равно ее опубликуют, поскольку увидят возможность по-быстрому срубить деньгу на знаменитой фамилии. Меня трясло от подобной перспективы. Нет уж; когда я продаю рассказ, я хочу быть уверен, что он продается сам по себе, а не из-за знаменитого имени в заголовке.
Поэтому я убрал фамилию и стал писать под именем Джо Хилл. Почему Хилл? Сокращение от моего второго имени, Хиллстрём. Сейчас, глядя назад… ну о чем я думал? Литера ö самая крутая в английском языке, в моем втором имени она есть – и я ее не использовал. Мой единственный шанс стать крутым, и я его профукал!
Еще я думал, что не стоит писать ужастики. Нужно искать собственную тему. Потому я творил нечто в стиле «Нью-Йоркера»: про развод, воспитание трудных подростков и кризис среднего возраста. В тех историях попадались, конечно, удачные строки, – но для хорошего рассказа их, увы, недостаточно. Что я мог сказать о разводе? К тому времени я ни разу не был женат, не воспитывал детей, никаких. Единственный мой опыт в данном вопросе – то, что я сам когда-то был трудным ребенком. А поскольку к моменту создания всех тех текстов мне исполнилось лет двадцать пять, про кризис среднего возраста я внятных представлений, по понятным причинам, тоже не имел.
