— Василиса, шустрей, — скомандовал Гриша, пробегая мимо. — Валентин, пятую полосу открой, мы рекламный макет не заменили.
Я взялась за проверку заголовков. «Цены на гречку выросли вдове», «Облуживание по-королевски», «Сосем не тот случай» и «Совращение заводских работников» немного подняли настроение. Впрочем, в моем хит-параде на первом месте уже года два неизменно оставалось шедевральное «Святая вода благотворно воздействует на человеческий оргазм». Журналист, разумеется, писал об «организме», а вот о чём он думал по ходу работы над статьей…
— Гриш, да у тебя все ошибки по Фрейду.
— А ты свою работу работай! — буркнул он, шурша полосами. — А ты, напоминаю, корректор, а не психолог! Так, Валентин, на восьмой, где дырка, фотку поставь…
«Не психолог»… Я вообще-то и не корректор, а филолог и писатель. А здесь… так, на покушать зарабатываю.
— Игорь опять завтра в позу встанет, что не его фотки берём, а информагентства, — заметил Валик.
— Как встанет, так и сядет, он же не памятник, — отмахнулся Гриша. — Будет знать, как чудить по утрам и ломать имущество организации. На пятнадцатой полосе фотку высветли и рекламу пива замажь.
— Может, денег с них стрясем? — пробормотал друг. — Спецвыпуск накрывается, а премию к Новому году охота…
Я подняла голову и переспросила:
— Спецвыпуск накрывается? А почему я об этом не знаю?
— А потому что в облаках витать меньше надо, — беззлобно отозвался редактор, вдумчиво изучая что-то на экране монитора. — Рекламы не набрали наши трудоголики. Кризис, видите ли.
— А ты у них чайник реквизируй, — посоветовал Валик, — и печенюшки. И оклад обрежь, чтобы только на процентах сидели. И кризис сразу кончится, и реклама появится.
— Отставить диверсии! — нахмурился Гриша, потёр живот и вздохнул: — Но про чайник с печеньем ты верно сказал…
— Грабим? — ухмыльнулся друг.
— Иди, — благословил редактор.
Я, сверяя последнюю полосу, фыркнула:
— На кого теперь валить будете?
— На тебя, — хором заявили «диверсанты».
— А совесть-то в курсе? — усмехнулась я.
— Совесть в деле! — весело отозвался из коридора Валик. — И в доле!
— А-а-пчхи! — согласно чихнул Гриша.
За день мы подъедали все свои припасы, а поздним вечером, когда кроме нас троих в редакции уже никого не было, — чужие. Обычно «рекламные», но иногда вспоминали о совести и воровали у журналистов. Но у рекламщиков — чаще. За журналистами приходилось подъедать засохшее и завалявшееся. А рекламщики по долгу службы постоянно разъезжали по фабрикам и магазинам, таща оттуда и колбасу, и сыр, и печенье с сушками и пряниками, и всё свежее и вкусное.
