Потом мама взяла у меня из комнаты шорты и понесла их стирать. Она проверила карманы и нашла там пятисотку. Она каждый раз проверяет карманы, потому что у меня там всегда полно всякого барахла. Как-то раз она подумала, что в карманах у меня ничего нет, и не проверила. Но там были шпонки. Эти шпонки сломали стиралку. Пришлось вызывать сантехника. Мама сказала, чтобы я больше не приносил никакие шпонки домой. Я и не приносил. Прятал теперь их всегда во дворе. А вот пятисотку в кармане забыл.
Мама посмотрела на пятисотку, сказала отцу, а потом разбудила меня. Родаки уходили на работу в восемь. Я просыпался всегда попозже. Но не сегодня. Отец достал конверт с деньгами, пересчитал еще раз, потом повертел в руках мою пятисотку и надавал мне по шее. Нет, он меня, конечно, не бил – у меня родаки, даже когда я стиральную машину сломал, были «хорошими», – но ор стоял такой, что звенели бокалы в трюмо. Отец просил меня признаться, что это я деньги у них украл из конверта, а я не признавался. Он орал, что я ему больше не сын, если не признаюсь, а я сидел напуганный и не признавался. Мне казалось, что, если признаюсь, будет все еще хуже.
Мама в это время молчала и ходила кругами, пока я в трусах сидел на кровати и плакал. Лишь пару раз она повторила шепотом: «В кого же ты такой?», – а остальное время молчала.
Отец хотел было залепить мне пощечину, даже замахнулся, но мама его удержала.
– Тогда пошел вон из моего дома! Вор! Собирайся – и вон! – сказал он.
Я слышал, как всхлипнула мама, но мне в этот момент полегчало. И уйду, только чтобы вас всех не видеть. Идиоты! Не помню, так ли я это тогда сказал, но что-то я точно отцу сказал. Что-то очень злое. Он завопил еще громче.
– Вон! – повторил отец, вышел из моей комнаты и хлопнул дверью.
Мама посмотрела на меня и пошла за отцом.
Я сразу вскочил, оделся, в прихожей надел кроссовки и выбежал на улицу без ключей. Не пойду больше домой. Хрен вам! Пусть сдохну, но не пойду. Буду гулять, пока мне плохо не станет.
* * *
В восемь утра на улице еще никого из пацанов не было. Я сходил к футбольному полю, но и там было пусто. Взрослые шли на работу, а их дети еще спали. Ну, или только-только начинали есть яичницу. Все это время я думал о том, что теперь я ушел из дома и у меня нет семьи. Сначала было страшно так думать, но минут через пятнадцать я успокоился и даже загордился собой. Ушел! И совсем не жалко.
Я наудачу зашел за Саньком и Диманом Струковыми. Открыла их мама и сказала, что они еще спят, а потом им обоим надо идти к зубному. Ох, зубных я терпеть не мог!
