– Но ведь это еще не все. Никита утверждает, что его из детского сада вывела мама. А кто больше всех в нашем семействе был похож на его мать?
Александра могла бы стать похожей на Нину. Александра просто не успела повзрослеть по-настоящему. Но если бы успела… да, Никита мог бы обознаться. Все, кто встречается с представителями семьи Эйлер, в первую очередь смотрят на глаза, остальные различия просто теряют значение на фоне этой вызывающе яркой черты.
Теперь уже Павел не пытался отмахнуться от него – но все еще не верил.
– Ты что, считаешь… Нет, это абсурд!
– Я ничего пока не считаю. Я просто спрашиваю тебя: могло ли сложиться так, что Александра выжила, а мы не знали об этом?
Вот оно. Вот он произнес это вслух – и не умер на месте, небо на него не рухнуло, земля не разверзлась. Просто стало горячо и больно в груди, но такое Ян научился игнорировать. Он ждал, не отрывая глаз от Павла.
Старший брат даже не попытался улыбнуться, но и настороженный взгляд он выдержал без труда.
– У тебя нет причин так думать.
Хотелось сказать ему еще и про встречу в парке, показать, что важных доказательств не два, а три. Но Ян сдержался: двух достаточно, чтобы Павел отнесся ко всему серьезно.
– У меня есть причины, – настаивал Ян.
– Что именно ты имеешь в виду?
Когда речь заходила об Александре, все в их семье невольно отводили взгляды, понижали голос, старались побыстрее покончить с рискованной темой. А уж беседовать об этом с Яном считалось чуть ли не преступлением!
Обычно Ян относился ко всему спокойно, не доказывал, что он давно повзрослел и может это вынести. О том, что он уже четырнадцать лет мертв, они и вовсе не должны были знать. Но сейчас вежливое молчание его не устраивало.
– У меня есть причины, – повторил он. – Я никогда не видел Александру мертвой. Когда привезли тело, отец не позволил мне взглянуть на нее!
– И не напрасно – ты знаешь, почему. Ее смерть… Это было достаточно жестокое убийство. Тело нашли не сразу, оно уже тогда серьезно пострадало. А потом еще транспортировка… Отец знал, что делает. Тебе не нужно было видеть ее такой.
Яну снова вспомнилось минное поле. Павел, обычно уверенный, даже раздражительный в беседе с любым, кто не желал сразу подчиняться ему, теперь чуть ли не лепетал, делал паузы, краснел. Ему было больнее говорить об этом, чем Яну – слушать.
А Яну уже не было больно. Все, что произошло с ней, произошло и со мной, мы оба мертвы…
– Поэтому я и беспокоюсь, – заметил Ян. – Тело было повреждено. Что если это была не она? Отец мог ошибиться!
