– Третий год пошел с троицы, – ответил Михеюшка.
– Наверно, все тут передумал один-то?
Михеюшка ничего не сказал.
– Скучно, наверно, тебе?
– А чего скучно?.. Люди заходют. До вас вот Гринька Малюгин с Федей Байкаловым были...
– Гринька? – Макар приподнялся на локте. – Его ж поймали.
– Ушел он... Федя-то как раз за им приходил. Ну тот говорит: «У меня золото есть... пудик, давай, мол, выроем – ты себе половину забираешь, а я уйду».
Макар долго молчал.
– Слышь, Егор?
– Слышу, – отозвался Егор.
– Пуд золота... – Макар лег и стал смотреть в потолок.
– Федор-то не соглашался сперва. «Оно, – говорит, – ворованное», – заговорил Михеюшка.
Макар перебил его:
– Ладно, давай спать, отец.
Михеюшка послушно смолк.
В окошко все лился серебристый негреющий свет, и на полу шевелилось топкое кружево теней.
Во сне громко вскрикнула Марья, потом шепотом сказала:
– Господи, господи...
Егор сел, послушал, дотянулся рукой до стола, взял кисет и стал закуривать.
– Дай мне тоже, – поднялся Макар.
Закурили.
– Федя – не дурак, – негромко сказал Макар.
– Я тоже так думаю, – согласился Егор.
Легли и замолчали.
Михеюшка почесал спину, зевнул и, засыпая, пробормотал:
– Охо-хох, дела наши грешные...
Утром, чуть свет, Макар уехал.
22
После ареста Игнатия Платоныч взял коня у Яши Горячего и поехал в район.
Вернулся с каким-то товарищем. Пришли в сельсовет. В сельсовете было человек шесть мужиков. Говорили все сразу, загнав в угол Елизара Колокольникова: отказывались ремонтировать мост на Быстринской дороге.
Кузьма сидел на подоконнике, наблюдал эту сцену.
– Да вы ж поймите! Поймите вы, ради Христа: не я это выдумал. Это из району такой приказ вышел! – отбивался Елизар.
– А ты для чего здесь? Приказали ему!..
– Пускай быстринские ремонтируют, чего мы туда полезем?
– И быстринские тоже будут. Сообча будем...
– Пошел ты к такой-то матери! Сообча! Вы шибко прыткие стали: ломай им горб на мосту!
В этот момент и вошли Платоныч и приезжий.
– Что тут делается? – спросил Платоныч, с тревогой посмотрев на Кузьму.
– Вот люди мост собираются чинить, – пояснил Елизар.
– Ну и что?
– Ничего. Сейчас поедут.
Мужики вышли с Елизаром на улицу и там долго еще галдели.
Платоныч прошел к столу, устало опустился на лавку.
Кузьма разглядывал приезжего.
Тот в сапогах, в галифе, в малиновой рубахе под серым пиджаком стоял у окна, сунув руки в карманы. Молчал, разглядывая Кузьму.
Вошел Елизар.
– Елизар, выйди на пять минут, – сказал Платоныч. – Мы по своим делам потолкуем.
