Любавины | страница 102
– Щекотно, черт тя!..
– А? – спросила Михайловна.
– Не с тобой.
В сенях хлопнула дверь, заскрипели доски под чьими-то тяжелыми шагами.
– Ефим, наверно, – сказал Емельян Спиридоныч.
В избу вошли Кузьма, Федя и Яша.
– Здравствуйте.
– Здорово были, – Емельян Спиридоныч сел, тревожно разглядывая поздних гостей. «Макарка что-нибудь отколол», – подумал он.
Из горницы вышел Кондрат, остановился в дверях, держась рукой за щеку.
– Собирайся, отец, пойдешь с нами, – сказал Кузьма Емельяну Спиридонычу.
Тот продолжал смотреть на них, не шевельнулся.
– Куда это он пойдет? – спросил Кондрат.
– С нами.
– Для чего?
– Я там объясню... – Кузьма переступил с ноги на ногу: слишком покойно и мирно было в избе для тех слов, какие сейчас, наверно, придется сказать.
– Ты здесь объясни, – Кондрат отнял от щеки руку. – Где это там объяснишь?
– Одевайся! – строго сказал Кузьма, глядя на Емельяна Спиридоныча.
– Никуда он не пойдет! – тоже повысил голос Кондрат.
Емельян Спиридоныч потянулся рукой к спинке кровати.
– Я только штаны надену, – сказал он сыну.
Все молча стояли и смотрели, как он надевает штаны. Он делал это медленно, как будто нарочно тянул время.
– Побыстрей можно? – не выдержал Кузьма.
– Ты не покрикивай, – спокойно сказал Емельян Спиридоныч. – Мне некуда торопиться.
– Ты арестован.
Емельян Спиридоныч прищурился на Кузьму.
– Это за что же?
– За дело.
– Вот что!.. – Кондрат решительно стронулся с места и пошел на Кузьму. – Ну-ка поворачивайте оглобли – и... к такой-то матери отсюда!
Из-за Кузьмы на полплеча выдвинулся Федя, в упор, спокойно глянул на Кондрата.
– Не ругайся.
Кондрат остановился... Смерил Федю глазами.
– А ты-то чего тут?
– Так... на всякий случай.
Кондрат сплюнул, повернулся и ушел в передний угол. Сел на лавку.
– Земледав.
– Не ругайся, – еще раз сказал Федя.
– Ты чего, в партизанах, что ли? – спросил его Емельян Спиридоныч. – Ты, может, перепутал?
– Пошто? – не понял Федя.
– Чего ты тут командываешь?
– Я не командываю.
– Хватит разговаривать, – сказал Кузьма. – Собирайся.
Емельян Спиридоныч стал одеваться.
Вышли, громко стуча сапогами, спустились с крыльца.
– Хочу зайти по малому, – заявил Емельян Спиридоныч.
– Пойдем вместе, – сказал Кузьма.
Отошли за угол. Через некоторое время вернулись.
– Куда теперь?
– В сельсовет.
Ночью Кузьма беседовал с Гринькой.
– Дело плохо, Гринька, – грустно сказал Кузьма. – Есть такая бумага, в ней говорится, что к тебе применяется высшая мера наказания.
– Ха-ха-ха! – Гринька от души расхохотался. – Камедь!