В середине июли они уже вполне овладели своими крыльями и по ночам часто с глухим карканьем перелетали с места на место.
Они выучились еще многим другим премудростям, о которых никогда не подозревали люди, и чем больше усваивали свою птичью науку, тем самостоятельнее и смелее чувствовали себя среди болота. К августу они все уже разлетелись в разные стороны и стали жить каждый за свой страх и риск.
Отец давно уже перебрался за Камышанское озеро, мать тоже перестала за них бояться, и было им приятно пожить в одиночку на воле и чувствовать себя совсем большими и взрослыми птицами.
Так прошло лето; но уже к концу августа, когда ночи потемнели и стали появляться холодные утренники, все бугаи снова мало-помалу собрались вместе. Им становилось как-то неспокойно и хотелось долго летать по ночам и каркать, а днем сидеть в камышах, тесно прижавшись друг к другу.
Весь сентябрь они усиленно летали после заката, укрепляя свои крылья, и за это время к ним присоединился еще другой выводок из шести выпей, прилетевший откуда-то из далеких болот с севера.
В конце сентября, вечером, перед заходом солнца старик Никита шел тихо по берегу озера. Заря смотрелась в застывшее ледяное зеркало. В воздухе было свежо, но тихо.
Вдруг со стороны болота показалась стая летящих птиц. Лесник поднял голову и стал смотреть. С десяток довольно крупных птиц летели высоко над озером, выстроившись двумя линиями наподобие острого клина.
«Что это, журавли, что ли? — подумал лесник. — Да нет, не похоже»…
Когда они были прямо над его головой, он услышал, как все они вдруг подняли крики летающих выпей, как будто прощаясь с болотом.
— Ишь, наплодилось, — промолвил старик, боязливо провожая их взором.
Впереди стаи летел старый бугай, усиленно махая крыльями. Он вел всю стаю в далекий и трудный путь и летел впереди, потому что лучше всех помнил дорогу.
Они улетали от тех камышей, где родились, туда, где течет великая теплая река, где тростники еще гуще и выше, чем здесь, где живет многое множество птиц и где солнце греет так жарко. Они летели в ту страну, где живут другие люди, где стоят древние храмы и обелиски, каменные пирамиды и таинственный сфинкс, на три четверти засыпанный песком; в ту страну, которую люди зовут Египтом, но для которой нет имени на их бедном птичьем наречии.
И никто не скажет, скольким из них суждено погибнуть на пути и чужбине и скольким выпадет на долю вернуться весной, когда опять нальются душистые почки березы…
