– Я проголодался. Мне надо поесть. Отдохнуть. И пойдем дальше.
Мишка все смотрел набычившись. Было видно: соображал. «Может, здесь не так, как было там, – предположил Бобка. – Может, здесь малина – это просто малина?»
– Стой здесь. Сейчас покажу. Проверишь.
Он выпустил мишкину лапу, треща ветками, пробрался к малиновым кустам. Принялся рвать ягоды. Они легко снимались, оставляя на веточке белый стерженек. Спелые, сглотнул слюну Бобка. «Заманивают», – предупредил себя. Быстро набрал горсть. Выбрался на тропинку. Присел на корточки и протянул ладонь с малиной:
– Глянь. Что думаешь? Ловушка?
Мишка наклонил морду. В выпуклом глазу отразилась малиновая горка. Мишка осторожно взял Бобку за ребро ладони. «Бдит», – затаил дыхание Бобка. А мишка опрокинул Бобкину руку, как ложку, и высыпал все разом себе в пасть: ам!
И принялся чавкать.
Бобка онемел.
Из пасти пахло ягодным соком. Вид у мишки был довольный. Он прожевал, проглотил. А потом заявил:
– Еще. Дай.
Бобка опешил.
– Ну ты…
– Дай! – схватил его за штанину мишка, затопал ножками. – Дай! Дай! Хочу-у-у-у-у!
Бобка не мог себе поверить. Где-то он это уже слышал.
– Хочу-у-у-у-у!!! – хныкал мишка. – Да-а-а-а-ай.
Где-то он это уже видел. Не где-то. А в их подъезде. И во дворе. Много раз. Каждый раз, когда соседка выводила гулять Максима.
Мишка опрокинулся на спину, стал сучить и колотить лапами.
– Да-а-а-ай!
Догадка впилась в Бобку, как ядовитая индейская стрела. Яд стал растекаться по телу. «Да-а-а-а-ай! Да-а-а-а-ай!» – било по ушам.
«Конечно, – с ясностью ужаса осознал Бобка. – Ведь я его только что сделал».
Сердце оторвалось. Забилось в горле. Бобка сглотнул.
Так. Думать о хорошем – велел он себе. Мишка ходит. Мишка говорит… Отдельные слова. На этом хорошие мысли кончились.
Осталась одна:
– Что я натворил… – прошептал Бобка.
Новый мишка не мог посоветовать, указать, предупредить, выручить, научить, найти дорогу. Не мог отвести к Тане, а потом вывести их обоих отсюда. Живыми. Мишка не знал, что делать.
Мишка был маленьким.
В переводе на человеческий возраст мишке было года два. Самое большое – три.
Онемели руки, подкосились ноги. Бобка сел, где стоял. Воздух вышел. Спина опала. Бобка закрыл лицо руками.
«Да-а-а-ай» тут же оборвалось. Теперь тишину расчерчивали только гудящие пунктиры насекомых.
Щипало глаза. Вдохнуть не получалось. Хотелось остаться в темноте рук навсегда.
Кто-то потрогал его за колено.
– Отстань, – выдавил Бобка.
Кругло постучал по тыльной стороне ладони. Злость закипела вмиг. Хотелось пнуть, чтобы мишка улетел в малиновые кусты. Бобка мазнул по глазам рукавом, подбирая влагу. Отдернул руки.
