— Она даже не помнит Лилию, — говорит Банни, будто это имеет самое большое значение. На ее грязном лице виднеются следы слез, а на руке — свежая царапина.
Ее отец, кажется, совсем ничего не понимает, поэтому я говорю ему:
— Дамплинг вам все расскажет, когда приедет.
Но она так и не приехала.
Мы с Банни сидим позади ее отца, а он ведет мотоцикл по свежим извилистым следам, которые мы оставили всего несколько минут назад. Что-то сдавливает мне грудь, и с каждой минутой, прошедшей без Дамплинг, мне становится труднее дышать. Вдали мы видим его — опрокинутый мотоцикл, который с нашего ракурса выглядит очень странно. Мой мозг отказывается в это верить. Может, это просто валун или медведь, который, лежа на спине, катается по земле? Переднее колесо мотоцикла еще вращается. Случилось что-то ужасное. Банни, как ни странно, молчит, пока ее отец гонит мотоцикл вперед, а наши сердца стучат так громко, что мы почти можем расслышать их биение даже сквозь рев мотора.
Из-под железного кузова мотоцикла торчит косичка Дамплинг. Ее руки и ноги раскинуты в стороны, глаза закрыты, она лежит неподвижно.
— Дамплинг! — кричит Банни, но ее отец говорит ей: «Не подходи», — и спрыгивает на землю еще до полной остановки. Я, окаменев от страха, смотрю, как он наклоняется над Дамплинг, из груди которой, будто какое-то странное растение, торчит руль мотоцикла. Второй раз за последние полчаса или даже меньше я осталась один на один с совершенно неконтролируемой Банни. Но теперь я не пытаюсь ее успокоить, потому что у меня нет сил двигаться.
Буквально из ниоткуда появляются еще три мотоциклиста. В деревне нет телефонов, но когда случается беда, плохие новости ветром разносит по домам, и каждый человек спешит на помощь.
На место происшествия прибывает больше и больше людей, и шум моторов почти перекрывает крики Банни. Люди становятся вокруг Дамплинг, чтобы одним быстрым движением снять с нее мотоцикл; они действуют очень слаженно, будто проделывали это уже тысячу раз. Надеюсь, это не так.
Даже когда мотоцикл больше не придавливает тело Дамплинг к земле, никто не осмеливается дотронуться до нее. Ее отец становится на колени рядом с ней и что-то шепчет на ухо; я вспоминаю, как они тогда сидели вдвоем на карусели и какой одинокой я себя тогда почувствовала. Неужели всего несколько минут назад я надеялась, что мама Руфи все-таки поцарапала Дамплинг? Я готова отказаться от этой надежды, как и от всех других дурных и эгоистичных мыслей, какие у меня когда-либо были, лишь бы Дамплинг пришла в себя.
