истории? Да уж, вот так поворот: девочке, чей отец устроил стрельбу в Sno-Go, удалось выиграть The Ice Classic.
— Мистер Петерс, — сказала мама Сельмы, и я тут же поняла, что она перегнула палку. Она хотела показаться вежливой, но, когда она произнесла слово мистер, он сжал губы, будто она над ним насмехается.
— Вы же не хотите нарушить условия вашего досрочного освобождения в первый же час на свободе, правда?
— Отойди от моей дочери, — проорал он.
Но вместо того чтобы послушать его, как нормальный человек, мама Сельмы повернулась и встала между мной и моим отцом. Ее примеру последовала Дамплинг, будто ее костлявое тело могло нас всех защитить.
На переднем сиденье машины Сельма широко раскрыла испуганные глаза и, не мигая, смотрела на происходящее.
— Не заставляйте меня вызывать полицию, — сказала Авигея.
— Все в порядке, — я попыталась ее обойти. Казалось бы, репортерам должны быть известны правила. Если бы она вызвала полицию, моя жизнь стала бы еще хуже.
— Вот так-то, Дора. А ты что думала? Что оставишь все деньги себе? — сказал он.
Краешком глаза я увидела, что из дома вышел отец Дамплинг. Он направился прямо к моему отцу, протянув руку в приветственном жесте, будто и в самом деле был рад его видеть.
— С возвращением, Топтыга; пойдем-ка побеседуем в закусочной.
— Если эта шлюшка, называемая моей дочерью, решила прикарманить все деньги…
Отец Дамплинг вздрогнул при слове шлюшка, но приобнял моего отца за плечи, как старого приятеля, и сказал:
— Пойдем обсудим это в компании братьев.
«Братьями» у нас называли кофе Hill Bros. Но я уверена, что мой отец предпочел бы что-нибудь покрепче. Ему, должно быть, очень хотелось выпить, если он и вправду только что вышел из тюрьмы.
У него за спиной отец Дамплинг махнул рукой — знак, чтобы мы шли в дом. Меня не надо было просить дважды.
Вот уже вечер, папа Дамплинг вернулся. Мы уезжаем на рыбацкую тоню. Никто не спрашивает ни где мой отец, ни что случилось; мы просто грузим все вещи в фургон и под ярким красно-оранжевым ночным небом едем мимо Белых Гор в сторону величественной реки Юкон.
Никто не говорит ни слова о моем отце, о белом фургоне и о вопросах, которые мне задавала мама Сельмы. Мы продвигаемся все дальше на север по однополосной дороге с резким, как на американских горках, уклоном вниз, где почва сначала промерзла насквозь, а потом, как и всегда, оттаяла, раздробив на части асфальт, который приходится перекладывать из лета в лето.
