Запахи чужих домов | страница 41
Меньше часа назад Джордж сказал, что глаза Сельмы напоминают ему тюленьи, а я теперь сравниваю их с глазами лося. Я готова была рассмеяться от этих мыслей, но вдруг поняла, что скучаю по Сельме.
По Сельме, которая так мужественно переносила уколы огромной иголкой во время наводнения. Меня именно это тогда и впечатлило. Я хотела дружить с ней, потому что она не была похожа ни на кого. Но ничего из этого я не рассказываю Дамплинг, когда она спрашивает, помню ли я наводнение. Я отвечаю:
— Немного.
Дамплинг улыбается. Но я вижу, что она мысленно уже перенеслась в то время. И когда она снова прерывает молчание, я слышу в ее голосе рокот воды.
Выйти из берегов — не самый красивый поступок со стороны реки. Это похоже на предательство друга, и, думая об этом, я представляю лицо Рея. Я поглаживаю живот и размышляю о том, как мало я знаю о детях, наводнениях и других ситуациях, в которых мир может поступить с тобой по-варварски в то время, когда ты меньше всего ожидаешь.
— Папа усадил нас в лодку, — рассказывает Дамплинг. — Мы, как и все, собирались плыть к старшей школе, но места в лодке не хватило. Поэтому мама осталась. Я махала ей, когда мы отплывали, и смотрела, как она становится все меньше и меньше, словно крошечная планета, которая вдруг оказалась за миллион миль от меня.
Я никогда не слышала, чтобы Дамплинг так много говорила.
— Мимо нас проплывали вещи: канистры с газом, резиновые сапоги, старые шины. У библиотеки, когда она еще была в том старом домике на Первой авеню, проплывал даже целый холодильник с распахнутой дверцей, и из него вываливались бутылки с кетчупом и горчицей и банки горошка. Помнишь?
Я помню, но думаю, что холодильники, из которых на всеобщее обозрение вываливалось все содержимое, были чем-то похожи на проституток, что раньше в том же квартале обнажали разные части тела. Когда-то мы ходили в библиотеку в деревянном домике на Первой авеню и иногда краем глаза замечали сетчатые чулки или боа из перьев, торчащие из-под парок тех женщин.
— А потом мы проплывали мимо изгороди, на которой повисла чья-то красная шелковая комбинация.
— Постой. Я тоже это помню. Мы смеялись, — говорю я Дамплинг. — И я, и Лилия. А бабушка так разозлилась, что я думала, она нас выпорет.
— Правда? — говорит Дамплинг. — Ты это помнишь?
Я киваю и задумываюсь о том, кому могла принадлежать эта комбинация и что случилось с той женщиной. Может, это была проститутка со Второй авеню? В детстве они казались нам не живыми людьми, а частью городского пейзажа. Маленькие тихие девочки, читающие книжки с картинками, оставались в библиотеке на Первой авеню, а проститутки и пьяницы — на Второй, как в застывшем на экране фильме, где все на своих местах.