Помедлив, идарианец пожимает плечами.
— Нет. Я сказал тебе всё, что знаю. И я, и он — мы оба считали это всего лишь красивой легендой.
Разочарованно вздыхаю. Выходит, надежды совсем нет.
— И что будет дальше?
— А чего бы вы… ты, — он спешно исправляется, — хотела?
— Нам точно ничего не грозит здесь?
— Нет. — Гай-Ре уверенно мотает головой. — Угроза женщине — это немыслимо. Никто не допустит подобного. В сущности, твои сёстры уже дали понять, как поступят. Тебя объявят безумной и потребуют ото всех избегать любых контактов. Мне и самой показалось, что местным женщинам невыгодно привлекать излишнее внимание к любым проявлениям протеста против существующих устоев. И всё же, мне кажется, революция неизбежна в этом мире. Сложившийся порядок слишком асимметричен. И когда мужчины осознают, насколько в действительности беззащитны женщины, то… этот мир ожидают большие потрясения. Как бы не случилось обратной крайности, когда все поменяются ролями по принципу силы.
— Получается, я свободна и могу отныне делать что угодно? Полагаешь, обитательницы сто восьмого Дома Счастья не устроят мне какую-нибудь тайную пакость? В качестве кары за непослушание?
— Каким образом? — Гай-Ре принимает моё беспокойство с полной серьёзностью. — Направят кого-то из своих супругов покарать тебя? Но это невозможно, у нас наказание для фисс в принципе не предусмотрено… — Чуть подумав, он продолжает: — Разве что явятся воздать тебе сами? Но это тоже лишено смысла, я же рядом и легко им помешаю.
— Тогда… Я останусь здесь?
— Если тебя не устраивает это место, можешь жить в другом большом доме. Мы переедем. Их ведь много.
— Нет, я не о том, — замявшись, пытаюсь объяснить. — Ты готов ко всем сложностям, что возникли в твоей жизни из-за меня? К тому, что я буду постоянно рядом здесь, с тобой? Не думаю, что от меня будет много толку, особенно поначалу. Я мало чего умею, а о вашем мире знаю ещё меньше.
Несколько минут Гай-Ре всматривается в меня с таким видом, словно никак не может поверить собственным ушам.
— Вы хотите жить в моём доме? — Он шумно выдыхает. — Да это же самое невероятное из того, о чём только можно мечтать!
Решаю, что разубеждать его сейчас бессмысленно, а со временем можно будет решить и вопрос моей полезности.
— Раз я такая невероятная… может быть, покормишь меня? — умоляюще прошу, вкладывая в интонации чуть больше, чем мольбу.
Идарианец распрямляется так резко, словно бы внутри него сработала натянутая до предела пружина.
