И тут раздался истошный крик:
— Папа!
К повешенному со всех ног бежал подпрапорщик преображенского полка. Уклонившись от пытавшихся его перехватить конногвардейцев, он схватил ноги отца и попытался его приподнять.
— Не убивайте его! — рыдал юноша — Он не виновен! Не убивайте его! Молю богом. Простите его! Пощадите!
Орлов поморщился от этих воплей. Он как — то не предполагал, что один из младших офицеров его гвардии окажется родственником жертвы. Вид покрасневшего лица висельника с высунутым языком и выпученными глазами притушил пламя его ярости, но признавать и эту ошибку фаворит не собирался.
Орлов сделал знак, и один из конногвардейцев ударом палаша в ножнах отправил в беспамятство юного подпрапорщика. Не выпуская ног отца из своих судорожных объятий он, падая, поставил в его жизни окончательную точку.
* * *
Почти сразу после совместных учений конных с пешими случилась большая неприятность. В лагере второго заводского полка вспыхнула эпидемия кровавого поноса. Причину я установил сразу, как приехал на место. Отхожие места были организованы неправильно и талые воды занесли болезнетворные бактерии в ручей, из которого брали воду для питания. Налицо была неопытность младших офицеров и преступная халатность командира полка Симонова Ивана Даниловича. Мне уже надоела его аморфность и саботаж, и потому я приказал взять его под стражу и пообещал расстрелять перед строем, если от поноса умрет хоть один из его солдат.
Из полутора тысяч человек личного состава признаки болезни наблюдались у пятисот. Я тут же развил бурную деятельность: лагерь полка переставили, отделив заразных от ещё здоровых. Прибывшего со мной Максимова с дочкой я накрутил за плохую работу по профилактике заболеваний и потребовал соблюдения ряда обычных для моего времени мер. Обильное частое подсоленное питье, желательно, отвар шиповника или иных сухофруктов. Питание только рисовой или овсяной кашей с запретом на жирное, жареное и тем более на алкоголь. Врачи смотрели на меня с удивлением, а Маша еще с долей страха. После казни в Казани наши отношения полностью прекратились и теперь я чувствовал себя не с своей тарелки в ее присутствии. Поэтому с еще большим энтузиазмом взялся за медицину.
Состояние солдат ухудшалось, я понял, что нужен ещё и сорбент. Тут же вспомнил об активированном угле — реальной панацее по нынешним временам. Надо было его срочно «изобретать».
Установку для термической активации угля я собрал на базе чугунной пушки, забракованной Чумаковым из — за отколотой части у дульного среза. Её установили в специально сложенном очаге и внутрь вертикально опустили ружейный ствол, тоже из числа забракованных. Он был обпилен с казенной части и стал, по сути, толстостенной трубой, соединяющей зону активации с источником пара в виде большого чайника. В пространство внутри пушки засыпали мелко — мелко раздробленный и отсеянный от пыли уголь, горловину пушки закрыли глиняной пробкой с отверстием для выхода газа.
