Однако после случившегося только что ругаться ему расхотелось. Про-принц высвободился, зная, что единение с ним Марике неприятно. Но не выпустил ее из своих объятий, по-прежнему крепко прижимая к груди.
— Я… так долго не видел тебя, — Седрик коснулся губами курчавых локонов романки, пригибая к себе ее голову. — Ты не представляешь, до чего скучал. Едва дождался нашей встречи. Хорошо, что ты вернулась. И… и знаешь что я придумал пока… дожидался здесь? Скоро праздник. День Летних Бризов. Проведем его вместе на побережье? Никого не возьмем, даже Генриха и Ираику. Только ты — и я.
Марика неопределенно дернула плечом. Все еще рассерженная на его несдержанность, которая могла дорого ей стоить, она смотрела в сторону. Не было похоже, чтобы супругу удалось разбудить ее интерес.
Некоторое время про-принц ждал ответа. Потом нахмурился. Горечь поднялась в его душе с новой силой. Но он сделал очередную попытку решить происходящее между ними миром.
— Я давно хотел поговорить с тобой, жена, — Седрик запнулся, подбирая слова. — Прошло столько времени, но все равно до сих пор… Я хочу сказать… Почему ты… почему у нас все… так?
Он повернул голову романки за подбородок, заставляя смотреть на себя. Потом приблизил лицо и поцеловал ее искусанные губы. Равнодушие юной женщины подлило масла в огонь его досады.
— Проклятие, Марика! Мы женаты уже почти восемь лет! Почему… до сих пор всякий раз, касаясь твоего тела, я чувствую себя насильником? Когда ты, наконец, примешь меня?
Взгляд романки, ровный и отстраненный, словно между ними не было долгой разлуки, а горячие речи были обращены не к ней, окончательно разъярил Седрика.
— По-моему, ты специально играешь в… жертву… насилия, чтобы… да чтобы попросту досадить мне! Быть может, я за всю жизнь познал всего одну женщину — тебя, но… это не делает меня глупцом! Я чувствую, что тебе хорошо со мной! Ты выгибаешься и стонешь… когда не в силах сдержать себя. Эти стоны — не от боли. Чтоб меня разразило громом, если это не наслаждение! Тебе хорошо со мной, жена. Так было не всегда, но теперь тебе хорошо! Будешь это отрицать? Ответь мне! Ну! Я тебе приказываю!
Марика закусила губу. Ее лицо выразило замешательство, досаду — и вдруг порозовело. Всякое доводилось Седрику наблюдать у его супруги, но не смущение. В изумлении он едва не забыл о том, что задал ей вопрос.
— Ну!
— Нет, — проговорила, наконец, романка. И это было первое слово, которое он от нее услышал после полугодовой разлуки.
