А мы дома питались крекерами со сливочным сыром и смотрели тревожные драмы и фильмы ужасов, после чего боялись ложиться спать и ждали в прихожей, сбившись в кучу вокруг похрапывающей Дебби. Крошка Джек даже забирался к ней в корзину, потому что его успокаивал запах ее теплых и мягких лап.
Сестра считала, что мама с Чарли наверняка скоро угомонятся и не будут так часто уезжать, а может, даже поженятся. Она прикидывала, начнут ли жители деревни относиться к нам лучше или хотя бы не так плохо, когда Чарли встанет у руля, пусть он здесь и самый непопулярный сантехник. А я все пыталась его раскусить. Часто я представляла себе его рот, будто в нем-то и прятался ключ к разгадке. Нижние зубы как ряд слегка приоткрытых ставней, и один верхний резец, как-то криво торчащий, – для моего художественного воображения это была приоткрытая дверь. Мне было интересно, как он довел свои зубы до такого состояния, я думала, что это из-за того, что он постоянно ввязывался в драки. Я представляла себе, как ему выбивают кулаком зубы, а потом их вставляют обратно, но слегка криво. Зубы казались мне предупреждением. Но никто, кроме меня, не обращал на них внимания. Все смотрели исключительно в его сине-красные глаза.
В конце концов Крошка Джек засыпал рядом с Дебби, а мы с сестрой не давали друг другу заснуть всякими замечаниями и болтовней, а потом мы слышали, что они приехали домой, и набрасывались на них с вопросами: «Вы хорошо провели время?» и т. д., и Дебби стучала хвостом по батарее, а Чарли говорил: «А ну все отвалите». И мы удирали спать.
Должна признать, что иногда Чарли действительно делал маму счастливее. Вроде ничего особенного, но все же лучше, чем раньше, когда она была несчастна все время, а ведь цель и была в том, чтобы она перестала быть несчастной. Ею вдруг овладел дух авантюризма, и мы получили пуховые одеяла (кроме Джека, ему оно было еще слишком велико), а на стене в прихожей мы с мамой сотворили огромное панно с головами поп-звезд, бутылками «Смирнофф» и другими яркими картинками, вырезанными из журнала «Обсервер».
Мы даже несколько раз съездили в «Кенвуд», большой бассейн под открытым небом с кафе-мороженым. Мы все обожали бассейн и мороженое. Но Дебби туда не пускали, туда вообще не пускали собак, так что, может быть, поэтому, несмотря на всю нашу любовь к бассейну, бывали мы там редко. В бассейне было чудесно – пугающе глубоко и холодно. Большое пространство с синей водой, по которой пробегала рябь, а рядом горячие от солнца плиты. Мама, прекрасная пловчиха, сразу же ныряла и плавала как сумасшедшая, а потом выбиралась наружу, вся блестящая от капелек хлорированной воды, и, рухнув на полотенце, загорала, не двигаясь, будто мертвая. Похоже, ей нравилось, что все на нее смотрят, когда она так лежит в одних трусах, как всегда расстегнув верх от купальника, чтобы не остались полоски от лямок.
