Похоже, они достигли паритета, потому что миссис Лонглейди пустилась болтать, да так, что ее было не остановить. Но, судя по всему, вскоре сообразила, что маме ее болтовня неинтересна, потому что быстренько переключилась на меня, уставилась прямо мне в глаза и молола и молола языком, в основном о своих близняшках. Разумеется, я уже познакомилась с ними в школе. Одна вполне симпатичная, другая не вполне. Мелоди (симпатичная) и Миранда (не вполне). Вообще-то мы с Мелоди втайне подружились. Она хранила нашу дружбу в секрете, потому что ее мама не одобряла нашу маму и у нас не было человека у руля. А я хранила нашу дружбу в секрете, потому что официально нам девочки Лонглейди не нравились. Моя сестра с Мелоди знакома не была и считала, что она такая же, как и ее не вполне симпатичная близняшка Миранда, с которой сестра как раз была знакома.
Мы с Мелоди заранее договаривались о том, чтобы встретиться по дороге в школу, а возвращаться вместе мы могли на вполне разумных основаниях, поскольку учились в одном классе и жили по соседству.
Другая тайна, известная только мне и семейству Лонглейди, заключалась в том, что по вторникам Мелоди оставляли дома одну, запирая на ключ, – в этот день у ее родителей были дела за пределами деревни, а Миранда ходила в спортивную секцию. Я частенько прокрадывалась в дом Мелоди на полчасика, или она тайно покидала дом вместе со мной и смотрела на пони, так и получилось, что шетлендский пони наступил Мелоди на ногу. Дело в том, что все, кто умеет обращаться с лошадьми, знают, что делать, если пони наступит вам на ногу, – нужно пихнуть его в плечо, прежде чем пони наступит всем своим весом. Но люди, не умеющие обращаться с лошадьми, этого не знают и обзаводятся синяками. Мелоди в лошадях не разбиралась, только в пчелах, поэтому и пострадала. А чтобы объяснить происхождение синяка у нее на ноге, мы и придумали историю о том, как она нос к носу столкнулась на дороге с нашим пони.
Миссис Лонглейди поинтересовалась, различаю ли я близняшек. Я знала, что она хотела, чтобы я ответила отрицательно, но я их различала с легкостью, поэтому просто ничего не ответила. Она спросила маму, различает ли та ее дочерей, и мама премило сказала, что не различает, – очень любезно с ее стороны, потому что она их в глаза не видела. Все впечатление испортила сестра, заявившая, что прекрасно различает близняшек, поскольку одна пощекастей и позубастей.
Миссис Лонглейди категорично объявила, что близняшки совершенно одинаковые и уж точно однояйцевые. Она так напирала на то, что девочки появились из одного яйца, что я впечатлилась не на шутку, и когда вскоре в школе показывали фильм на тему полового воспитания, в котором подробно рассказывалось о чуде рождения и показали рисунок яйцеклетки, выполненный пастелью, то я восприняла эту невинную иллюстрацию как яйцеклетку миссис Лонглейди (с эмбрионами Мелоди и Миранды), а сперматозоид, на картинке проникавший в яйцеклетку, дабы оплодотворить ее, я восприняла как сперматозоид мистера Лонглейди, бухгалтера и пчеловода. Будто то были первородные сперматозоид, яйцеклетка и эмбрионы. От мысли об этом меня даже затошнило, реакция моя была бы куда менее острой, отнесись я к рисунку как к пастельной абстракции. Или как к иллюстрации разведения скота – как отнеслась моя сестра.
