. А стекла у них такие блестящие из-за того, что оконные рамы тут крепятся совсем не по-нашему, а могут двигаться, когда им нужно
[193], так что они моют их довольно часто.
Г-н де Монтень, поскольку на следующий день было воскресенье, с утра осмотрел несколько церквей, в том числе у католиков, которых тут много, и повсюду нашел службу весьма хорошо проведенной. Здесь имеется шесть лютеранских и шестнадцать пасторов; две из шести захвачены у католиков, четыре построены ими самими. Одну он видел этим утром, она выглядит как большой зал какой-нибудь коллегии: ни изображений, ни органа, ни креста[194]. На стене много изречений на немецком, отрывки из Библии; две кафедры, одна для священнослужителя, который читает проповедь, а под первой – вторая для того, кто руководит пением псалмов. На каждом стихе они ждут, чтобы он задал тон следующему; но поют вразнобой, кому как заблагорассудится, заглушая друг друга. После этого пастор поспешил к алтарю, где прочитал много молитв по книге, и на некоторых молитвах народ вставал, складывал руки и низко кланялся во имя Иисуса Христа. Закончив читать с непокрытой головой, он положил на алтарь салфетку, поставил туда кувшин и соусник с водой. Некая женщина, за которой следовала дюжина других, предъявила ему спеленутого ребенка с открытым лицом. Пастор трижды обмакнул пальцы в соусник и побрызгал на лицо ребенка, сказав несколько слов. Когда это было сделано, к ним приблизились двое мужчин, и каждый прикоснулся к ребенку двумя пальцами правой руки: пастор что-то сказал им, и все.
По выходе г-н де Монтень заговорил с этим священнослужителем. Пасторы здесь не касаются никакого церковного дохода, Сенат платит им публично; в этой одной церкви народу было гораздо больше, чем в двух-трех католических. Мы не увидели ни одной красивой женщины, их платья весьма отличаются одно от другого; зато среди мужчин трудно отличить дворян, тем более что тут люди всякого рода носят бархатные шапочки и все со шпагой на боку.
Мы поселились в гостинице под вывеской с изображением дерева, которое в этой стране называется linde[195], примыкающей к дворцу Фуггеров[196]. Один из этого рода несколько лет назад умер, оставив своим наследникам два миллиона полновесных французских экю; а эти наследники стали постоянно давать здешним иезуитам за молитвы о его душе тридцать тысяч флоринов, к чему те очень быстро привыкли[197]. Сказанный дом Фуггеров крыт медью. Обычно дома тут гораздо красивее, больше и выше, чем в любом городе Франции, а улицы гораздо шире; он [г-н де Монтень] нашел, что Аугсбург размером с Орлеан.
