Спасением очага пришлось заниматься Джеку с Костиком. Они выгребли из ямы лопатой подмоченные угли, сложили их в котел и перенесли в большую недостроенную хижину. Здесь была предусмотрена запасная яма для костра с торчащими из земли опорами-рогатинами для вертела. Обложив угли сухой травой и ветками (заранее припасенными в хижине под тростниковой крышей) Медведев с Треволом приступили к поджигу хвороста. За минуту Джек бездарно ухлопал пол коробка, после чего передал «дефективные» спички Костику. Медведеву пришлось вспомнить пионерское детство — с двух спичек он оживил капризный и ленивый костер.
Грея руки над огнем, шаман подобрел, он даже позволил шутливое замечание в адрес вернувшегося Марселя. Тот в разодранной рубашке, с разбитым носом, опираясь на палку, ковылял к хижине.
— Все-таки, Гвинет тебя побила, — губернатор повернулся к костру боком, чтобы подсушить теперь и жилетку.
— Нет, на меня напали, — болезненным голосом пожаловался Марсель. — Хотели живьем съесть. Еле отбился. Судя по боевой раскраске это, были Махиджи.
— Да ты бредешь! — не поверил ему шаман. — Мы же их еще два года назад всех перебили.
— Значит не всех, кто-то выжил, — на пострадавшей ноге Марселя были видны следы от укусов.
— Нам сейчас только войны не хватает! — шаман не заметил как брючина, касавшаяся углей, начала тлеть. — И где это случилось?
— У старого дерева за шалашом. Я прилег вздремнуть, а они втроем на меня набросились. Один стал душить, второй бить дубиной, а третий мясо с меня срывать зубами. Хорошо камень оказался под рукой. Я душителю по уху врезал, он и скопытился, а остальные со страха разбежались, — согнувшись пополам, Марсель оперся руками о землю, а затем уже осторожно улегся на нее всем телом.
— Холера, чуть не сгорел! — шаман хлопал себя по брючине, в которой образовалась прореха размером с кулак.
— Тебя не знобит? — проверяя температуру Марселя, Сесиль положила ему на лоб ладонь.
— Да, мне чертовски холодно, — поежился Марсель, стараясь укутаться в лохмотьях разодранной одежды.
— Махиджи его заразили падучей зеленой трясучкой, — поставила неутешительный диагноз Сесиль.
С вязанкой тростника на голове из леса вернулась Гвинет. Она сбросила ношу на землю и, расправляя натруженную спину, потянулась вверх.
— Вы чего, уже моего мужа напоили? — Марсель лежал к ней здоровой, не поврежденной стороной. — Совести у вас нет, ведь не праздник, обычный день. А тебе, больше всех надо? Посмотри, остальные ни чего, на ногах стоят, — распекая мужа, она подходила к нему все ближе. — Ты еще и подраться умудрился, хорош гусь!
