Вроцлав, понедельник 28 ноября, шесть утра
Мок открыл глаза и через мгновение услышал призывы молочников, которые повторялись регулярно и настойчиво. Утренний холод проник в его тело. Он с трудом открыл рот и провел пересохшим языком по терке неба. Поскольку ни одна поза на стуле не была безболезненной, Мок решил встать. Он обернулся в халат и затопал босыми ногами по песчанику пола в прихожей. Пес Аргос выказывал утреннюю безумную радость, которую его хозяин не разделял ни в малейшей степени. В ванной комнате Мок сунул зубную щетку в коробку с порошком «Феникс» и приступил к очищению полости рта. В результате к кисло-алкогольным испарениям присоединился терпкий привкус цемента. Мок с яростью выплюнул в раковину серую кашицу и кремом «Пери» намылил большую кисть из барсучьего меха. Бритва была предметом, который должно сегодня использовать только под чьем-то пристальным контролем. Сильный укол напомнил ему, что он застрял. Маленькая струйка крови была очень яркая, ярче крови, вступившей вчера ночью из носа Софи. Мок внимательно вгляделся в свое отражение.
— Почему я могу смотреть тебе в глаза? — он вытер лицо и плеснул в него одеколоном от Уэлзла. — Потому что ничего вчера не произошло. Впрочем, я ничего не помню.
Служанка Марта Гозолл суетилась по кухне, ее муж, камердинер Адальберт, стоял выпрямившись как струна, в одной руке держа более десятка галстуков, в другой — вешалку с костюмом и белой рубашкой. Мок поспешно оделся и повязал на шею бордовый галстук. Марта протолкнула его толстый узел между жесткими крылышками воротника. Мок с трудом втиснул на опухшие ноги свежевычищенные Адальбертом ботинки, накинул на плечи светлое пальто из верблюжьей шерсти, надел шляпу и вышел из квартиры. В коридоре к нему привязался большой шпиц. Мок погладил собачку. Его владелец, адвокат Патшковский, взглянул с презрением на своего соседа, отличавшегося, как всегда, алкогольно-одеколонным благоуханием.
— Вчера ночью у вас был ужасный шум. Моя жена не могла заснуть до утра, — процедил Патшковский.
— Я дрессировал собаку, — проскрежетал Мок.
— Типа собственной жены, — монокль Патшковского заблестел в желтом свете лампы. — Вы думаете, что вам все позволено? Ваша собака жаловалась человеческим голосом.
— Некоторые животные говорят человеческим голосом за месяц до сочельника, — Моку захотелось спустить соседа с лестницы.
— Правда? — Патшковский поднял в изумлении брови.
— Я сейчас разговариваю с одним из них.
