Записка была без подписи, напечатана на обычном диктографе, какими пользовались во Дворце и за его стенами. Когда Зеб вернулся в комнату, я показал ему записку, он взглянул на нее и сказал равнодушно:
– Пойдем подышим свежим воздухом. Я обожрался, спать хочется.
Как только мы вышли на открытую террасу и очутились вне досягаемости Глаз и Ушей, он выругал меня тихо:
– Из тебя никогда не получится конспиратор. Половина столовой видела, что ты нашел что-то в салфетке. Почему, во имя Господа, ты выскочил как ошпаренный? Потом, как будто нарочно, ты суешь эту записку мне. Я не сомневаюсь, что Глаз зафиксировал ее. Интересно, где ты был, когда Господь Бог раздавал людям мозги?
Я пытался протестовать, но он оборвал меня:
– Забудь об этом. Я понимаю, что ты не желал сунуть обе наши шеи в петлю, но благие намерения как-то не греют, когда трибунал зачитывает тебе обвинение: первое условие любой интриги – вести себя естественно. Ты представить не можешь, как много дает опытному аналитику малейшее отступление от норм поведения. Надо было сидеть в столовой, как обычно, покрутиться там после обеда и спокойно обождать того момента, когда сможешь прочесть записку в безопасности. Ладно. Где она теперь?
– В кармане мундира, – ответил я виновато. – Не волнуйся, я ее сжую и проглочу.
– Не так быстро. Жди здесь.
Зеб исчез и вернулся через несколько минут.
– У меня есть кусочек бумаги такого же размера и цвета, как твоя записка. Сейчас я тебе его осторожно передам. Обменяй их и затем съешь настоящую записку, но смотри, чтобы никто этого не заметил.
– Хорошо. А что на твоем кусочке бумаги?
– Заметки, как выигрывать в кости.
– Что? Но это ведь тоже запрещено!
– Конечно, дурья твоя башка. Если они тебя застукают на азартной игре, они не подумают, что у тебя есть грехи потяжелее. В худшем случае начальник погрызет тебя немного, а потом вычтет пару дней из жалованья и выпишет пару нарядов вне очереди. Запомни на будущее, Джон: если тебя в чем-то заподозрили, постарайся сделать так, чтобы факты указывали на меньший проступок. Никогда не пытайся изображать из себя невинного ягненка. Так уж человек устроен, грех этим не воспользоваться.
Я думаю, Зеб был прав: мой мундир был обыскан и записка сфотографирована сразу после того, как я переоделся к смотру. Еще через полчаса я был вызван в кабинет к начальнику. Он попросил меня обратить внимание на то, играют ли младшие офицеры в азартные игры. Это грех, сказал он, и ему не хотелось бы, чтобы его подчиненные в этот грех впадали. На прощание он похлопал меня по плечу.
