Прежде всего надо было сжиться с самым главным новым ощущением: она, Ирина, теперь такая, как все. Не странная женщина, не фантастическая счастливица, не закабаленная старорежимная жена, не предводительница маленького громогласного стада, не адресат разнообразных социальных льгот, не объект всеобщей зависти или как минимум интереса — а просто дама за тридцать, каких миллион. Красивая, успешная, свободная. Просто перемена статуса, и не сказать, чтобы не к лучшему. Просто надо привыкнуть.
Со стереообоев детской смотрели, многократно повторенные, две похожие мордашки, щека к щеке: Рыжий-Рыжий и Звездочка, оба огненные, в россыпи веснушек, на пару лет младше, чем сейчас — рыжие косички у Звездочки спускались только чуть ниже плеч, а сейчас уже почти до пояса. Детей они с бывшим мужем теперь будут брать на выходные по очереди, иногда по одному, иногда кто-то обоих сразу — какой график оговорят адвокаты. А вот гулять по центральному проспекту или у городских озер все вместе — Рыжий, двое детей, похожих на него настолько, что это кажется неправдоподобным, все на них всегда оборачивались, и рядом она сама со снисходительно-гордой полуулыбкой — больше никогда не будут. Ну и что? Получается, в минусе у нас картинка, видимость, экспозиция напоказ. С этим вполне можно смириться. От этого не должно быть больно.
Ирина допила кофе, поставила чашку под кровать. Все-таки было слишком, неприлично рано, чтобы кому-нибудь звонить, что-нибудь устраивать, договариваться, разруливать, как она привыкла всю жизнь. Рано собираться на работу — офис открывался с десяти, и хорошим тоном считалось опоздать на полчасика. И Димка, разумеется, еще спал. Хотя кому-кому, а Димке ей звонить не хотелось совершенно. Теперь, когда больше не было «мужа», предмета их вечных неиссякаемых хохм, живого анекдота, плавно и щекотно граничащего с настоящей неясной угрозой, которая и побуждала к осторожности, и подзаводила… Еще неизвестно, захочет ли он ее теперь — такую. Не чужую жену, мать двоих детей, недоступную, запретную, добытую с боя, а вполне свободную современную женщину, никому не обязанную и не нужную. Такую, как все.
И, кстати, если уж совсем откровенно, а скрываться ей теперь было не перед кем и не от кого, в постели Димке о-го-го как далеко до Рыжего.
Валяться дальше становилось невыносимо, Ирина поднялась, опрокинув краем одеяла чашку с кофейной гущей, убирать не стала, прошла в спальню. Рыжий застелил кровать безупречно, он делал безупречно абсолютно все, вон, даже супругу сумел подобрать практически идеально заточенную под него, хватило на целых восемь лет. Интересно, найдет ли он себе кого-нибудь еще. А может быть, уже и нашел давно, ей никогда и в голову не приходило отслеживать Рыжего, ставить программные примочки на его почту и мобильный, чем развлекались все подружки в своих недолгих головокружительных браках. Рыжий был — ее. Она привыкла, расслабилась, вжилась в роль, которую давно уже почти никто не играет. Муж, дети, семья. Да если как следует вспомнить, им не столько оглядывались, сколько посмеивались вслед.
