Мобильный молчал. Михаил все еще сжимал его в кармане свободной рукой, взмокшей настолько, что трубка на ощупь казалась склизким и отвратительным животным, норовившим выползти из пальцев. И когда навстречу попался мусорный контейнер, концептуальное произведение городского экстерьера с круглой пастью, ощетиненной спиралью крючкообразных зубов, — он внезапно выудил эту мерзость из кармана и точным броском запустил внутрь.
Загрохотало утробно и гулко, словно и вправду провалилось ко всем чертям.
— Ой, — с тихим восхищением прошептала Карина. — А что ты выкинул?
— Да так, одну ерунду, — отозвался он со внезапной безмятежной легкостью, как если б избавился в одночасье от всемирного тяготения. — Слушай, Кара, а хочешь, мы с тобой сейчас уедем?
— Куда?
— В дальние страны. Только мы вдвоем, без никого. Ты как, за?
Она несколько раз кивнула, хлопнула загнутыми ресницами, а потом долго-долго посмотрела ему в лицо — и в избытке чувств, не выговариваемых вслух, сунула в рот указательный палец.
(настоящее)
На крутом подъеме, когда у него уже сбивается дыхание, Карина вдруг начинает выкручиваться, отталкивать ладошками его грудь, чувствительно наподдает носком ботинка ему в живот — все это без единого звука, сосредоточенно глядя куда-то за отцовское плечо. Михаил спускает ее с рук. Дальше она идет сама, карабкается по выщербленным ступенькам, закусив нижнюю губку. Молчит.
Она теперь почти все время молчит. И это сводит с ума даже вернее, чем ее сегодняшнее исчезновение перед рассветом.
— Кара, — говорит он негромко, почти умоляюще.
Она не оборачивается. Черный затылок, взъерошенные птичьи перышки на фоне золотого кустарника.
— Где ты была? — это давно уже не упрек, а отчаянный вопрос, окрашенный преувеличенным интересом. — Видела что-нибудь интересное?
— Мертвую девушку.
— Карина, — он почти стонет сквозь зубы, — ну почему ты вечно выдумываешь… такое?
— Какое?
— Страшное.
— Я не выдумываю.
Она поднимается по дорожке, легкая, не знающая ни усталости, ни земного притяжения. Михаилу все время хочется взять ее за руку — чтобы не пропала снова, не растворилась в воздухе за ближайшим же поворотом, перекрытым роскошной веткой с пурпурными листьями… и чтобы схватиться хоть за что-нибудь, за соломинку, опору, буксир. После безумного метания по парку без дороги, системы и смысла у него совсем не осталось сил. Но это неважно, главное — что она нашлась. И теперь…
— Ты проголодалась? Кушать хочешь?
Она молчит.
