И пауза соизволила быть.
…— Сто пятьдесят? — заботливо спросила сердобольная королева.
Он кивнул, машинально приглаживая ладонью волосы, отраженные в зеркале за ее спиной:
— Двести.
(настоящее)
Ермолину холодно. Он подтягивает одеяло к подбородку, поворачивается на бок, поджимает ноги, но холод раскалывает сон, дробит на мелкие кусочки. И еще этот ритмичный, дребезжащий звук. Он может оказаться чем угодно, пытается анализировать сонный мозг, отсчетом последних секунд перед взрывом, например. Ермолин взвивается и открывает глаза.
Окно открыто настежь, тонкая занавеска совершает плавные волнообразные движения. Спасский в синем спортивном костюме, опершись на спинку соседней кровати, отжимается на руках, сотрясая ее целиком, со всеми разболтанными внутри пружинами. Выпрямляется, и жуткий звук, по крайней мере, пропадает.
— Доброе утро! — жизнерадостно говорит Спасский.
— Закрыли б вы, что ли, окно, — ворчит Ермолин. — Который час?
— Половина шестого. Поднимайтесь! На море нельзя долго спать.
В его актерском баритоне зашкаливает нарочитая актерская бодрость. Еще, чего доброго, подойдет и театральным жестом сдернет одеяло. Ермолин выпрастывает руку, нащупывая на стуле футболку и треники. Одежда выстужена до такой степени, что кажется влажной, а может, и в самом деле, оно же черт-те сколько было открыто, это окно, а на дворе наверняка туман.
— Предлагаю вам пробежаться по парку перед рассветом, — говорит Спасский. — Спустимся к морю, а потом вернемся в номер и выпьем кофе, у меня с собой хорошая арабика. От жизни надо получать наслаждение, пока еще есть такая возможность.
Ермолин выгибается дугой, натягивая под одеялом штаны. Встать, первым делом закрыть наглухо оконные створки, а затем корректно и внятно пояснить соседу, что он тут не один. Пускай сам подскакивает в пять утра, совершает свои пробежки и отжимается где-нибудь в парке, но при этом не мешает другому человеку выспаться. Тем более что неизвестно, как долго нам придется вот так — вместе, в тесном стандарте на двоих.
Он надевает футболку, набрасывает сверху спортивную куртку и решительно подходит к окну. Хочется курить. Сильно хочется курить, поэтому демонстративное захлопывание створок Ермолин откладывает. Пачка сигарет в кармане куртки, хорошо бы не отсырели.
— Курите, я подожду, — Спасский сидит на корточках, шнуруя кроссовки. — Вообще удивительно. Вы не задумывались, сколько у нас теперь образовалось свободного времени? И в принципе — свободы.
