— Нет, не на мотике, — грустно признался Гоша. — Мне теперь неделю нельзя. Да и болеть ещё не перестало.
— Ах ты мой Шумахер, — жалостливо улыбнулась Галка. Ей было немного стыдно за тот случай, да что там немного — очень стыдно, и это хотелось как-то исправить.
— Шумахер? — смутился Гоша. — Он плохо кончил.
— Да? — удивилась Галка.
— Лучше уж Сенна.
— Кто такой Сенна?
— Другой великий гонщик.
— Он хорошо кончил?
Гоша отвёл взгляд в сторону. Сенна тоже погиб, но быстро, почти сразу, почти во время гонки, как великий актёр — на сцене. «Уж лучше так, — подумал Гоша, — чем годами пускать слюни, не узнавая родных».
— Нет, но пусть лучше Сенна.
— Хорошо, — согласилась Галка. — Сильно болит?
— Ну-у, — вздохнул Гоша, — не так плохо, как тогда. Не смертельно. Надеюсь.
— Уверен? — Галка заглянула ему в глаза, ища прощение.
— Да, на все сто, — мужественно подтвердил Гоша. — А без мотика поедешь?
Галка часто закивала — чёрное пёрышко чёлки сползло на лоб, и она тут же сдула его на прежнее место, слегка жмурясь.
«Красивая», — подумал Гоша.
Она закинула в новый рюкзак зонтик, зарядку для мобильного, упаковку одноразовых салфеток, и ещё много чего другого — Гоша перестал следить после круглой белой сумочки размером с ладонь, c символом Венеры на крышке. «Тяжело, наверное, быть девушкой, — подумал Гоша, — столько всего нужного приходится иметь».
Они вызвали лифт и, дождавшись маленького, зашли в мрачную кабинку. Сразу за ними ввалился толстый мужик на костылях, сосед напротив, и лифт сигнализировал о перегрузке. Толстяк злобно ухмыльнулся.
— Выйдите, пожалуйста, — попросила Галка. — Мы же первые вошли.
Гоша начал считать сигналы лифта — после третьего он закроется, и из стен полезут шипы. Судя по количеству отверстий, их будет достаточно много, и кого-то они обязательно проткнут. Толстяк не выходил, и Гоша начал нервничать. Лифт пропищал второй раз.
— Да ну его, — Гоша схватил Галку за руку и вытянул из лифта, — пусть едет.
Толстяк презрительно хмыкнул. Двери закрылись, лифт уехал. Галка вырвала руку и недовольно посмотрела на Гошу:
— Ты что? Нельзя же вот так… сразу сдаваться.
Гоша промолчал. С лифтом шутить не стоит — это одна из самых злых вещей на свете. Страшнее только метро и банкоматы.
— Почему ты уступил? — сердито спросила Галка.
— Он же калека, — сказал Гоша, розовея, — сейчас большой приедет.
Но большой никак не приходил, минут десять он ползал между этажами, пока, в конце концов, не застыл где-то наверху, а перед ними снова не открылся маленький — он успел спустить наглого толстяка на первый и вернуться.
