Потом я бежал, бежал от того, что там увидел, бежал как загнанный зверь, не осознавая, куда… Наверное, через какое-то время я выбрался к океану, и меня подобрал корабль. Во всяком случае, в себя я пришёл уже в каюте. Но всё это не имеет никакого значения — куда бы я ни пошёл, что бы ни делал, я вижу перед собой Уммбаттау. Про́клятую богами и людьми Уммбаттау. Я кричу и сжимаюсь в комок, обхватывая слабеющими руками голову, и ничего не могу с собой поделать, оно стоит перед моими глазами — безумное видение ада — в ложбине между двумя берегами пропасти, заполняя её всю, на глубине нескольких сот футов лежит колоссальная графитно-серая туша, покрытая дугообразными отростками плоти, радиусом, вероятно, в несколько миль каждая. Они раскрываются, словно гигантские губы чудовищных ртов, усаженные по краям кривыми шипами толщиной в ствол доброго дерева. И именно они, поднимаясь и схлопываясь вновь с присущей им титанической силой, и производят этот грохот. Кажется, эта фантасмагорическая тварь продолжалась глубоко вниз, залегая также во все стороны под землёй, и именно судорожные конвульсии её необъятного тела и производят то, что мы называем землетрясениями…
Кажется, я кричал, бежал, потом меня, истощённого и обессиленного, подобрали, ласкою и увещеваниями добившись, чтобы я назвал своё имя и хотя бы примерное местожительство. Теперь я дома, добрые матросы подбросили меня сперва до Бостона, снабдив деньгами на первое время, а оттуда я уже своим ходом добрался сюда, в Аркхем. Но после того, что я видел, никакое место на этой планете не может по-настоящему считаться безопасным домом и убежищем, я нигде не могу быть спокоен, я не могу быть уверенным в том, что земля не обвалится, и оттуда не покажется отвратительная и необъятная масса Уммбаттау… Стоит мне лишь прикрыть глаза, как я вновь стою на коленях на обрыве, и неодолимая сила стягивает меня вниз; моё тело летит прямо под один из алчно устремившихся ввысь отростков, и последнее, что я вижу — веерообразно раскрытый над моей головой частокол изогнутых шипов, что вот-вот вместе с несущей их плотью обрушатся на меня и не оставят даже мокрого следа от слабого человеческого тела…
Каждый раз с диким криком я просыпаюсь и вскакиваю с пропитанных потом простыней, и кощунственные мысли лезут мне в голову — что лучше бы мне было тогда погибнуть, лучше бы земле содрогнуться и отправить меня в последнее падение в раскрытый зев Уммбаттау. «Кто увидит Уммбаттау — более чем мёртв», — сказал старик. Он был, несомненно, прав. Но самого ужасного он не договорил — ведь то, что мы привыкли называть землёй, нашей землёй, на самом деле может оказаться лишь тонкой скорлупой над этой ужасающей тварью…
