Аконит 2020. Цикл 2, Оборот 3-4 | страница 48

— У меня рак, — раскрылись две синюшные створки губ, и слова повисли в воздухе.

Михаил по-новому взглянул на товарища. Нечто вроде сострадания проскользнуло в его сознании. Захотелось хотя бы утешающе похлопать Вячеслава по плечу, но в последний момент он удержал себя, вместо этого выдавив:

— Мне жаль, чувак…

Михаил прикурил очередную сигарету и предложил Вячеславу, но тот никак не отреагировал на предложение. Лишь глаза продолжали немигающе сиять на него, а синюшные губы всё так же монотонно смыкались и размыкались.

— Крошечная, ничтожная виноградинка в моей голове. Пани Глиобластома — так мне представили её в клинике, куда я обратился, через пару лет после того, как наши пути разошлись — и это была уже не виноградинка, а целая переспелая гроздь. Занятно, что она появилась во мне незадолго после нашего знакомства.

— Так ты решил встретиться со мной, чтобы обвинить меня? Я сочувствую твоему горю, но я здесь ни при чём! — Михаил начал потихоньку закипать.

Вячеслав ещё немного приблизился к нему, и Михаил невольно попятился. Что-то исходило от этой карикатуры на человека, что-то гнетущее и омерзительное, противоестественное.

— Ты не представляешь, как сложна структура опухоли. Это целая система, микровселенная. Сочащаяся бесконечность в единой грозди, гниющее небо в чаше моего черепа. Боги — истинные боги — они тоже там, внутри, в каждой мёртвой клетке стоят их престолы. Они говорили со мной — с тех самых пор, как я начал, сам того не ведая, приносить им в жертву самого себя. Они открывали мне тайны, они растворяли передо мной двери. Это величайшее проклятье — и величайший дар.

Михаил не знал, что ответить на это; не знал, нужно ли вообще отвечать. По крайней мере, теперь безумие Вячеслава обрело объяснение — он был просто-напросто болен. Тем не менее, странное чувство тревоги не покидало Михаила, и он продолжал медленно отступать от этого искажения, явившегося сюда из их прошлого.

— Я дописал книгу — ты же помнишь, ту самую, первые страницы которой ты видел. Под их диктовку — тех, кто приходил в мои сны от алтарей в моём мозгу — а к ним из крипт, что таятся в самых тёмных уголках мироздания. Они желали, чтобы миру было явлено очередное откровение, и я, их инструмент и сосуд, исполнил их волю. LiberVoid — так я назвал книгу; так называли её те, кто был до меня, и назовут те, кто будет после. Она столь же едина во всех временах и мирах, как едина связь между раковыми клетками в моей голове…