-Извините, товарищ генерал, когда будет письменный приказ, тогда приступлю к выполнению. – сходу выпалил капитан, набравшись духу. – Материальная ответственность, понимаете ли.
-Да вы… – генерал заикнулся, – вы вообще понимаете! – он побагровел как варенный рак. – Вы мне… вы мне ответите, здесь вам не тут! Вылетите из армии как вошь из бутылки!
Он, выпучив глаза, погрозил Никитину кулаком. Генерал не на шутку разозлился и, громогласно ругаясь, ушел в машину. Адъютант засеменил за ним.
-Ну вот решился на единственный стоящий поступок. Ведь раньше все время молчал. А тут вдруг прорвало, – подумал Никитин.
Достали – дальше не куда! Совсем офигели генералы. Ведь этот Лядов, наверняка, что-то нечистое замышляет. О нем такие слухи ходят, что диву даешься. Говорят, что он проворовался в Москве, и его сюда перевели якобы на понижение. Только вот, понижение ли это?
От Лядова только и жди, что подлости. Спихнет этот состав налево, а на него свалит. С такими мыслями Никитин в расстроенных чувствах ушел обратно к эшелону…
Ночью капитана разбудил треск автоматных очередей. Он соскочил с полки, вылетел из купе и побежал к выходу из вагона (в составе это был единственный пассажирский вагон). Добежать до конца коридора он так и не успел. Нападавшие действовали умело, поэтому сразу же окружили вагон с офицерами и охраной. Пули пронзили тело Никитина внезапно, прорезав ночную темноту яркими точками. Последнее что Никитин успел вспомнить, было лицо жены…
Нещадно палило солнце. Федор не спеша плелся по песчаному морю. На его спине висел плотно набитый вещмешок, на плече болтался автомат, на поясе висело три фляги с водой. Он шел уверенно – более не сомневаясь в точности своего пути. До ближайшего населенного пункта оставалось менее десяти километров. До наступления ночи можно вполне успеть, даже несмотря на ужасную жару.
Федор покинул свое убежище еще ранним утром, чтобы как можно скорее уйти с места боя. Он шел уже несколько часов без отдыха. Вокруг не было ничего кроме песка. Безветрие и удивительная тишина. Ветер хотя бы завывал в ушах и заставлял переливаться с дюны на дюну песчаные потоки, от чего слышался странный шепчущий звук. От этой тишины можно было сойти с ума. Слышны только собственное дыхание и стук сердца. И полная пустота в голове, ни одна мысль не лезет. Федор вдруг почувствовал страх – страх того, что он растворится в этой пустыне, превратится в ничто, поглощенный огромными волнами песка.
