Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423» | страница 19
Личный опыт пастушества
Так продолжалось до 1953 года, когда мы купили частный саманный дом в поселке Калинина, недалеко от МТС и железнодорожной станции Сабурово, и перебрались туда жить, прихватив и бабушку из нашей родной Козьмодемьяновки. Старшему брату Коли, Виктору, исполнилось 16 лет, и он работал в колхозе прицепщиком, пополняя скудные пищевые резервы своей семьи. В том же колхозе под названием «Рекорд» работала и его мать тетя Маша. В Козьмодемьяновке никакой другой работы, кроме работы в колхозе, найти было невозможно. Коле было 13 лет, когда он ранней весной 1953 года пришел к нам в дом, попросил «крестную» приютить его до поздней осени и самостоятельно нанялся стеречь домашний скот жителей нашего поселка. Вы не пробовали хотя бы недельку-другую постеречь одновременно голов 100–150 овец и голов тридцать коров? Я пробовал, уже будучи курсантом военного училища, в 1967–1968 годах, во время летних отпусков у своих родителей. К этому времени я женился на Первушиной Вале, а ее родители продолжали крестьянствовать. Пастуха, ни взрослого, ни подростка, они не смогли нанять, не было желающих, и выгоняли стадо по очереди. Когда очередь подходила к родителям моей жены, то они меня инструктировали, где можно стеречь стадо и как его прогнать на луговую пойму полевого пруда, чтобы стадо не забралось в колхозные поля и не повредило колхозного урожая. Стеречь мне приходилось только один день за весь отпуск, при этом мне помогали выгонять и встречать стадо. В полдень мне привозили на велосипеде обед прямо на полевой стан. И даже с учетом таких поблажек, разгоняя коров и овец часов в 10–11 вечера по домашним подворьям, я чувствовал себя усталым и измотанным до беспредела. Совершенно очевидно, что лично я не проработал бы пастухом и одной недели за самую высокую зарплату. Может, и проработал бы, если бы меня силой принудили исполнять эту работу, но чувствовал бы я себя не свободным человеком, а несчастным рабом. А ведь мой двоюродный брат Коля, начиная с тринадцатилетнего возраста, ежегодно, с 1953 по 1957 год, с середины апреля и до конца октября, а иногда и до середины ноября ежедневно вставал до восхода солнца и в любую погоду гнал в поле стадо, не имея за этот период ни одного выходного дня и даже не имея права заболеть и не выйти на работу.
Тринадцатилетний пастушонок Коля
При этом я ни разу не слышал от него никаких жалоб на трудности или на свою несчастную судьбу и обездоленность. Уже с первых чисел мая мы с ним устраивали надежный шалаш в палисаднике под огромным кустом черемухи и до глубокой осени спали на улице. В хорошую погоду вечерами он вместе со мной и моими сверстниками также ходил на «улицу» и гулял часов до двух ночи. Но я-то потом отсыпался часов до 10–11 утра, а вот братишку Колю моя мать ежедневно поднимала минут за 10 до восхода солнца и отправляла его исполнять пастушеские обязанности. Кормили его по очереди владельцы коров и овец. Утром «очередник» передавал ему завтрак и обед, а вечером кормил его ужином в своем доме. Когда наступали дождливые дни, то на улицу вечерами мы не ходили. Я читал книги в доме, а Коля сразу же после ужина ложился спать. Пастуху хозяева домашнего скота всегда отдавали самые лучшие продукты, поэтому питался он обильно и самой здоровой деревенской пищей. Физически Коля был самым сильным из своих сверстников и легко переносил шестнадцатичасовой рабочий день в непрерывном движении и внимании. А внимание надо было проявлять непрерывно, так как за потраву колхозных полей можно было легко лишиться должности общественного деревенского пастуха по ходатайству руководства колхоза, а совершеннолетнего пастуха за потраву колхозного поля могли посадить и за решетку. Но еще большее внимание надо было проявлять, чтобы не потерять ни одну овцу или корову. Если бы такое случилось, то хозяин пропавшего животного мог смертным боем избить пастуха за материальный ущерб, так как никаких денег взять с несовершеннолетнего подростка было невозможно. По этой причине при найме пастуха перед началом пастушеского сезона ему выдавали лишь совершенно незначительный «задаток», а окончательный финансовый расчет происходил глубокой осенью, когда пастушеский сезон прекращался или по причине выпадения снега, или по причине наступления холодной морозной погоды. При этом при расчете обязательно учитывали качество и результат пастушеской работы. При серьезных претензиях сумму выплат могли уменьшить, а при более серьезных претензиях никто бы не нанял нерадивого пастуха на следующий сезон.