Парень худощавый, лет на пяток старше десятника, не больше, скулы широкие, а щеки не наел, в походах-то… В его правой руке подрагивал тонкий хлыст с массивной плетеной рукояткой. Штаны поношенные, сапоги потертые, а на сорочке с закатанными рукавами — дорогая вышивка, темные волосы заплетены в короткую косицу, узкой алой лентой перевязаны — чисто красна девица! Щегольская челка падала на глаза — медно-карие, с желтым ободком и глубокими провалами зрачков… Не понравилось старому Смыху в те глаза смотреть. Вроде улыбается боевой маг, бело-сахарные зубы показывает. Не то скалится, не то и впрямь весело ему в сарае, пронизанном сивушными парами и пьяно-радужной магией чокнутого Нодара.
Смых враскачку подошел к незнакомцу.
— Боевой, говоришь, вольнонаемный, — он с сомнением пожевал губами, скользнул взглядом по богато инкрустированному кожаному браслету на запястье мага, амулетам на груди и кинжалу в потертых ножнах, висящему у пояса, и вдруг спросил деловито, коротко:
— Серебром берешь?
— А к чему вопрос, почтенный? — осведомился гость, не скрывая удивления.
— А нанимаю я тебя, — прищурился старый Смых, — законнику нашему в помощь. Согласишься, так вместе пойдете блюсти мне безопасность в хозяйстве. У того, — он небрежно кивнул через плечо на десятника, — не больно-то получается с Нодаровской тварью справится.
И медведеподобный старикан метнул в сторону окончательно сбитого с толку мастера Свен-Одара злобный взгляд.
— Да что здесь происходит, в конце концов?! — возопил Нодар, воздев руки к небу, вернее — к потолку сарая, который поддерживали, казалось, не столько стены, сколько цветные стекла многочисленных витражей.
С балки, замолотив лентами, сшитыми из тонкой кожи молодых козлят, сорвалась крючковатая конструкция и с адским грохотом рухнула к ногам мастера. Ржавые крючья, приваренные к каркасу из ободов для бочек, заскрежетали по металлическим пластинам, разбросанным по полу. В помещении поднялся ветер, в воздухе, шелестя страницами, закружили потрепанные книги, железная стружка, опилки, осколки и прочий мусор. Цветные тени пришли в движение — фигурки на окнах вновь зашевелились. Мастер ахнул, стремительно нагнулся, ухватил свое творение за одну из хлопавших лент, по его пальцам пробежала искра, брызнули светом железные ребра, и невообразимое изделие неловко завалилось на бок, продемонстрировав новенькие клепки на ржавом остове.
— Вот. Птицелов! — смущенно, но не без потаенной гордости пояснил Свен-Одар, указав заскорузлым пальцем на груду кожи и железа. — Не доделал малость.
