В «Пространном житии Константина Философа» говорится о русских письменах, которые он якобы выучил, пребывая в Корсуни. Там же он нашел Евангелие и Псалтирь, написанные русскими письменами, и человека, который сумел ему разъяснить их значение. Это свидетельство – источник массы исторических спекуляций.
В самом деле, что за письмо «изобрел» Константин, если он уже нашел две книги, фактически написанные русским языком? Значит ли это, что грамота уже была до его миссии, а он лишь ее распространитель и, так сказать, популяризатор?
Дело в том, что «Житие Константина» является очень важным и весьма распространенным памятником агиографической литературы Средневековья. Беда в том, что из примерно шестидесяти списков нет ни одного старше XV века. Да и восходят они к единому оригиналу середины XV столетия. То есть нельзя исключать элементарной ошибки, допущенной в ходе десятков итераций переписи книги, начиная с 860 года, когда она была составлена Климентом Охридским.
Дело в том, что «Проложное житие» специально выделяет четыре языка, известные Константину Философу: греческий, латынь, еврейский и сурский (то есть сирийский), помимо родного македонского. Ни о каком «русском» языке там и речи нет (да и странно было бы говорить о русском языке в XI столетии!).
Почти наверняка изначально в «Житии» имелись в виду письмена не «русские», а «сурские». На это указывает и тот момент «Жития», где говорится, что Константин «научился различать буквы гласные и согласные». Это типичная мета всех семитских языков – текст сплошь из согласных букв со значками огласовок. В самом деле, будь перед глазами философа любая европейская грамота, никаких специальных усилий для различия гласных и согласных не потребовалось бы.
Кроме того, наличие сразу Евангелия и Псалтири, написанных «русскими письменами», подразумевает давнюю письменную традицию (причем уже или христианскую, или хорошо с христианством знакомую). Но как возможна такая традиция, которая не оставила по себе ни единого памятника? Как минимум начертания бытового свойства должны были попадаться археологам за полтора века сбора материалов.
Сирийская же письменность, напротив, была важным языком религиозной литературы. В настоящее время мертвый, семитский язык еще в IX веке был вполне распространен. Сам Константин-Кирилл в Прогласе (предисловии) к переводу Евангелия вынужден был оправдываться: «Еже суть положили мужи… аште и неправоверьно». Как убедительно доказал А. Вайан, просветитель обращался к сирийскому переводу Евангелия, выполненному еретиками несторианами, откуда и необходимость оправдываться.
