— Мне не интересны твои оправдания.
— Васён, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
— Конечно, поэтому и не брала телефон.
Я уже пожалела, что села в машину, но любопытство пересилило, пришлось призвать себя к мудрости и терпению.
— Знаешь, мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона, и все по тому, что боишься.
— Чего интересно?
— Влюбиться, — заявил он.
— О Господи, — закатила я глаза, — Избавь меня от психоанализа, прошу.
— Вот опять, ты стараешься уйти от темы, а я между тем…
— То есть хочешь сказать, ты крутил романы с несколькими дурами сразу, а я самая большая дура, потому что решила вдруг на это обидеться? Да я на самом деле боюсь, как же я раньше этого не поняла?!
— Ни с кем я ничего не крутил, эти бабы на меня наговаривают, — глазом не моргнув, соврал он.
— Я тоже баба, что на тебя наговаривает? — сладким голосом поинтересовалась я.
— Что?! — опешил Лешка и сразу собрался, — Нет, что ты! Как ты могла такое подумать?!
— В самом деле.
— Вась, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Хочешь, вообще даже разговаривать ни с кем не стану.
— Делай что хочешь, — отрезала я.
— Ну что за вздорный характер…
— Что ты вчера забыл в лаборатории? — перебила я.
— В лаборатории? — вытаращил он глаза, как будто я обвиняла его в посещении шашлычки на автовокзале как минимум.
— Ага, в ней самой.
— Ничего.
— Врешь, я своими глазами видела.
— Да не был я там.
— А я говорю, был.
— Куда ты опять клонишь, — начал злиться он.
— Говоришь, что готов ради меня больше ни с кем даже не разговаривать, а сам шастаешь в соседний кабинет посреди бела дня.
— Я не шастал.
— А я говорю, что шастал!
— Ты что, получаешь удовольствие от этого?
— От твоих похождений? — удивилась я: одно слово – мужчины!
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Конечно, понимаю. Ты опять ушел от темы. Даже не надейся, что это со мной пройдет.
— Я и не думал, — серьезно кивнул он.
— Тогда я слушаю.
— Да не ходил я ни в какую лабораторию, — вздохнул он, — Сама подумай, что мне там делать? Хотел с тобой поговорить, ты уже неделю от меня прячешься, я беспокоился, вот и поднялся. Заглянул в кабинет, там никого не было, кроме старика-азиата, и тот то ли дремал, то ли просто сделал вид, что меня не замечает. Я подождал минут пять и ушел, так и не определив, заметил ли он меня.
Это было похоже на правду: по виду Ибрагима всегда было трудно что-либо определить. Иногда я сама не различала, открыты его глаза или нет.
— А ты часом не вкручиваешь?
— Ты неисправима, — закатил он глаза.
