А дни все шли, унося с собой и то памятное лето, и осень, и зиму. Ундина потеряла всякую надежду встретиться с рыбаком. Наверное, он ее забыл, и вообще, что знает, что у него на уме?
Ундина, однако, не умерла, потому что была бессмертна. И вот весной необъяснимый страх вновь привел ее на берег. Она с трудом передвигалась, но все же добралась до плакучей ивы и там, под ее ветвями, родила малыша. Он был настоящим маленьким человеком и жить под водой, конечно, не мог. Но что было делать, как поступить? Оставить ребенка одного — опасно. Она заботливо запеленала младенца в свои густые волосы, оперлась о камень, на котором когда-то сидел молодой рыбак, поднялась и беспомощно глянула на небо своими чудесными печальными глазами.
В этот миг раздался знакомый голос. Ундина напряглась как струна и кинулась в свое укрытие под ивой.
Рыбак шел с девушкой, которую она уже видела.
— Если бы ты знала, что мне приснилось на этом месте, — сказал он своей спутнице, — честное слово, ты бы перестала со мной встречаться.
Девушка прижалась к нему и захихикала. Ундине этот булькающий смех показался бесстыдным.
— Честно говоря, — продолжил свой рассказ юноша, — после того сна меня все подмывало сюда прийти. Это место кажется заколдованным. Даже сейчас не знаю, почему я решил тебя сюда привести.
Он замолчал, задумчиво глядя на воду, и вдруг тихо-тихо полилась песня:
Рыбак прекрасный, поскорей
Скользни ко мне, в мой мир зыбей.
Хочу, чтоб въяве ты узнал,
О чем лишь грезил и гадал…
— Слышишь? — вздрогнул он и подтолкнул девушку.
— Что? Что с тобой?
— Кто-то поет.
— Тебе померещилось! Не случайно, видать, о тебе на селе говорят. Не поет никто, успокойся.
— Нет же, поет, поет, — почти закричал рыбак. — Слушай!
В златые волосы мои
Одену я дитя любви,
Одену с головы до пят…
— Теперь слышишь? Не может быть, чтобы ты не слышала!
— Ты, видать, в самом деле, не в своем уме, — фыркнула, рассердившись, девушка и убежала прочь.
Только тогда Ундина вышла из укрытия, неси младенца. Она осторожно протянула его рыбаку, не желая расставаться с ребенком и в то ж время сознавая, что иного выхода нет.
— Это наш малыш. Он не может жить под водой.
Рыбак взял младенца дрожащими руками, хотел было что-то спросить, но его никто не слушал. Королева вод уже скрылась в волнах.
Страшный крик вырвался из груди рыбака; полный отчаяния, а может, сознания необратимой потери, он повернулся и, шатаясь, побрел в сторону села, неся на руках плод того, что он считал сном.
