Колдовство | страница 81
Глава восьмая. Великая война
Папа Иннокентий VIII в 1484 году издал буллу против колдовства. Генрих Инститорис Крамер, по чьему настоянию и была принята папская булла, впоследствии один из авторов «Молота ведьм», отправился в Тироль, в епархию Бриксен, где потребовал от епископа и эрцгерцога Сигизмунда применить буллу на практике. Но епископ, похоже, был одним из тех нерешительных церковников, против которых как раз и были нацелены впоследствии гневные филиппики «Молота». Инквизитор позволил втянуть себя в придворную интригу, сосредоточенную вокруг эрцгерцогини. Ее обвиняли в том, что она пыталась зачаровать мужа, при этом многие слышали голос, осуждавщий некоторых дам из ее ближайшего окружения. Скептики утверждали, что голос принадлежал вовсе не духу, а какому-то человеку, укрывшемуся в тайном помещении дворца. Инквизитор, однако, арестовал нескольких придворных дам и, согласно закону, подверг пыткам. Эрцгерцог не препятствовал, зато вмешался епископ. Он предписал инквизитору покинуть епархию, а когда Крамер не обратил на это внимания, епископ отправил ему новое послание, в котором намекал, что истинной причиной ареста придворных дам была предосудительная месть мужчины всему женскому роду. Он также в жесткой форме обратился к духовенству епархии. Ландтаг Тироля протестовал против бездействия эрцгерцога и ареста женщин. Эрцгерцог переправил мнение ландтага Крамеру, и на этом счел свою миссию выполненной. Крамер вынужден был отступить. Предполагается, что после этого он как раз и занялся написанием «Молота ведьм».
Незначительное поражение Крамера не возымело никакого эффекта. «Молот», наконец, дал точные определения преступлениям, связанным с колдовством. Конечно, определения существовали и раньше, но не такие полные; к тому же общество еще не было готово применять их на практике. В лучшие дни средневековья случались и судебные процессы, применялись и пытки или угрозы их применения, но нередко выносились и оправдательные пригоры, а такие дела, как дело святой Жанны, показывают, что церковные суды не доводили пытки до крайностей. Жанне продемонстрировали пыточные инструменты, но так и не применили их. В деле Жиля де Ре пытки готовы были применить, если бы де Ре не признался сам. Но поразительная сцена объятия епископа Нанта с обвиняемым наглядно показывает, что подлинно христианские чувства еще не оставили судей. Если это и была мелодрама, то, по крайней мере, правильная мелодрама. А если объятие епископа не было искренним, то, по крайней мере, здесь неискренность была уместной, поскольку не ввергла обвиняемого в еще более тяжкие грехи. Однако, время шло, многое менялось. Начиная с какого-то момента средневековье словно решило отказаться от христианских чувств и мечтаний о святости. Видимо, напряжение борьбы с колдовством стало для него непосильным. Судьи усвоили главный урок, извлеченный из личного и общественного опыта, и состоял он в том, что гораздо проще и в целом выгоднее обвинять кого-то другого, чем себя. Приятно осознавать, что ты можешь привлечь к ответственности любого. Наконец, можно было на опыте посмотреть, на что годятся их доктрины и правовые нормы. И они начали пользоваться ими. Раскаяние практически исчезло из христианского сознания; а на его месте воцарился грех как таковой.