Глава вторая. Прибытие дьявола
В Евангелии от Луки сказано, что Христос по возвращении семидесяти учеников сообщил им: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» >12. Если слово «небо» здесь означает Царство Небесное, тогда Иисус видел его уже очищенным от зла, и потому обещал: «Ничто не повредит вам», обращаясь к тем благословенным, которые были с Ним.
Подобное убеждение, похоже, было характерно для ранней Церкви; по собственному опыту ее члены знали то, что их наследники могли знать только по вере. Наступила полная свобода. В конце первого столетия Святой Игнатий >13 говорил о магах Вифлеема: «С того времени все колдовство и всякое волхвование было упразднено». Предсказатели утратили возможность предсказывать, могучие чудотворцы, заклинания которых сотрясали небо и землю, поумирали, не стало ночных кладбищенских призраков. В новом царстве ничему этому уже не было места, стало быть, и воевать с ними не было необходимости. Ведь сатана упал, как молния, с того неба.
Были однако и другие слова. Иисус говорил Петру: «... сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» >14. Задачей Петра было убеждать и утверждать, а не проклинать и опровергать, строить, а не сражаться. Святой Павел, правда, говорил о борьбе с княжествами и властями, и после него этот один из главнейших духовных конфликтов стал для Церкви еще важнее (увы! не в нынешних обстоятельствах). К концу второго века стало ясно, что и колдовство, и заклинания по-прежнему остаются в мире. Ириней >15, размышляя об Антихристе, писал: «Пусть никто не думает, что он совершает эти чудеса божественной силой; это сила магии». Триумф прошел, а неприятности остались. Небеса начинали все больше походить на небо, а не на душу; если сатана пал, как молния, то пал-то он на землю, и последствия его падения здесь были подобны удару молнии: он сжигал и уничтожал, а поскольку он свободно передвигался по всему миру, то и следы его деятельности обнаруживаются везде.
Истина же состояла в том, что Церковь начала испытывать нужду во враге, которого она могла бы свято ненавидеть. Врагу дозволено было духовное противостояние, но вовсе не ответная ненависть. Вздымались кресты, пылали костры, дикие звери вырвались на свободу. В мире, полном странных сект, диких легенд и ужасных обрядов, в мире, наполненном незримой силой, Церковь начала осознавать царивший повсюду антогонизм. Апокалипсис, в том числе канонический, начался.
