– Тут я, наверное, тебя понимаю, – кивает Эна. – Это примерно как мне постоянно в человеческом теле ходить. И весело, и нелепо, и ужас как интересно, но и муторно с непривычки иногда. Одни только телесные желания чего стоят – то ему поесть, то ему попить, то, прости господи, в глаз соринка попала, изволь все бросить и ее вынимать… Но меня от такого только азарт разбирает. Ну, думаю, я тебе покажу! И отлично, между прочим, справляюсь. Я уже даже спала в этом теле, не покидая его, представляешь?
– Да ладно! – изумляется Нёхиси.
– Целых четыре раза, – гордо подтверждает Эна. – И обязательно буду пробовать еще.
– Лично я, чтобы хорошенько выспаться, превращаюсь в туман, или в кота, – говорит Нёхиси. – Даже не знаю, какой вариант мне нравится больше. Но спать человеком я дважды честно попробовал, и – нет уж, спасибо, хватит с меня.
– Зато человеком можно отлично выпить за встречу, – заключает Эна, внезапно вспомнив о содержимом кошелки. – Люди изумительно приспособлены для вдумчивой дегустации вин. Ты какое любишь? Красное? Белое?
– Я люблю запивать белое красным, – ухмыляется Нёхиси. – А можно наоборот. Ограничения ограничениями, но все-таки не настолько жалкое у меня положение, чтобы я был вынужден что-то одно выбирать!
Он так доволен, что в ночном небе появляется радуга, будем считать, что лунная – надо же как-то это удивительное метеорологическое явление объяснить. А что занимает полнеба, сияет, как три дюжины адовых луна-парков, и цвета расположены как попало – голубой, оранжевый, синий, снова оранжевый, красный, зеленый, желтый, лиловый, оранжевый еще раз – не будем придираться, на радостях еще и не такое сотворишь. Тем более, в четвертом часу утра никто ее не увидит, кроме дежурных патрульных Граничной полиции и двадцати восьми особо везучих туристов и горожан.
Самая страшная – ладно, на самом деле, ничего пугающего в ней нет, просто невообразимая, в которую без доказательств даже никто из близких друзей не поверит – так вот, самая сокровенная, тайная правда о Стефане заключается в том, что иногда он запирается дома, прячет в шкаф свой якобы вечно звучащий невидимый бубен, облачается в старый домашний свитер и трикотажные спортивные штаны, которыми, по-хорошему, плотоядных демонов надо распугивать, а не на живых людей надевать. И сидит там один, как сыч, безвылазно, как минимум, сутки, а бывает, что и несколько дней подряд. Именно так он представляет себе идеальный отдых, а все остальное, включая развлечения и удовольствия, для него – работа, дела.
