Его семейка превратила жизнь нашей семьи в ад, но ему, похоже, мало. В ад он вознамерился превратить еще и мою жизнь! Неужели он приперся сюда только ради этого?
От навернувшихся слез «иксы» и «игреки» пляшут в клеточках.
Класс сотрясает грохот упавшего стула – в два шага Саша подскакивает к Уроду и выволакивает его из кабинета, следом в коридор выбегают Сеня и Тимур.
Все ущербные личности в школе не понаслышке знают, что такое кулаки этой троицы – похоже, сейчас с ними познакомится и наш новый одноклассник. Странная смесь облегчения и сожаления снова теснится в груди.
Раздаются сдавленные смешки:
– Наумова, кажется, ты ему нравишься!..
– Что? Кому? – переспрашиваю, и Алена смеется:
– Уроду! Не Саше же…
– Не смешно!.. – огрызаюсь, и все разом затыкаются.
* * *
Урод возвращается только перед звонком: зажимая ладонью нос, он ухмыляется и вразвалочку проходит к пустому месту – последней парте в третьем ряду и стулу с отломанной спинкой.
Обжигающая чернота проникает в самые глубины моей души и перетряхивает их в момент, когда наши взгляды цепляются друг за друга. Роняю ручку и, мучительно краснея, лезу под стол. Я пялилась. Он заметил. Как это вообще могло со мной произойти?..
В любой человеческой общности существуют устоявшиеся нормы и правила, и индивиды просто следуют им, не задумываясь о том, что их можно нарушать.
Наша семья – я и бабушка – тоже общность. И в ней есть культ. Культ моей навсегда юной тети. Все в нашей семье ему подчинено: обстановка в доме не меняется, вещи убиенной в полном порядке висят в платяном шкафу по соседству с моими, ее тетрадки, учебники и сувениры пылятся на моих полках…
Из-за этого в детстве Саша до судорог боялся у нас ночевать.
Здесь не принято плакать, нужно излучать оптимизм и улыбаться, храня в душе священную скорбь. А вот я просто улыбаюсь. Я не застала свою тетушку и не понимаю, почему должна убиваться по тому, кого ни разу в жизни не видела, с кем не перемолвилась и парой фраз, по тому, кто ни разу мне не улыбнулся и не взглянул в глаза.
Из семейных преданий следует, что моя тезка и предшественница была сверхидеальной и сверхперспективной…
Это из-за нее я страдаю. И совсем, нисколечко не скорблю.
Хорошо, что бабушка не догадывается о моей темной стороне.
А я никогда не решусь признаться, что мечтаю поступить в театральное училище в Городе, вместо того чтобы учиться тут, в филиале математического вуза, что не шарю в математике, что хочу жить с мамой, что вечно думаю не о том и не о тех.
